Ромашки для королевы - стр. 67
– Ты молодец, управился. Сфера активной магии, в которой ты до сих пор стоишь, называется, если перевести с нашего старого на ваш нынешний, по-простому, заклятием мешка. Глупо звучит. Смысл в том, что противник и само место, где он находится, опутывается… ну, пусть нитями, хотя это более подобно слоям луковой шелухи для зрения мага. Звуки меркнут, свет бледнеет, движения тормозятся. Ты держался долго и успел многое. Но в другой раз, едва ощутишь тяжесть ночи, прыгай в сторону, уходи из мешка. Понял?
– Да. Звезды-то какие…
– С возвращением, – грустно улыбнулся Кэльвиль. – Коня жаль. Но из вас двоих, уж извини, рыжий мой Ласьи, я сразу выбрал Брава. Больно так говорить, но я знал, что одного из двух мы потерям – и это в самом удачном случае.
– А второй ведьмень?
– Лежит в доме, там, – указал эльф, разгибаясь. – Это было просто, он уже готовил обряд и оттого стал невнимателен, уязвим.
Капюшон упал на плечи, светлые волосы рассыпались, и Брав снова удивился тому, насколько же странные существа – вечные. Он, воин, все еще догорает воспоминанием о коротком страшном бое, а этот «юноша» несметных лет уже снова мягок и тих. Дыхания не сбил, разобравшись в пару минут с бедой, не всегда посильной и большому отряду особо обученных бойцов, и явно не особенно собой доволен – конь потерян. Да и в село они припозднились.
Воевода осмотрел свой меч, на котором темнела кровь коня, но не ведьменя. Поднял голову и глянул вдоль улицы, считая дома без света отсюда и до самой околицы, где жмется испуганно к земле редкий облезлый туман – последний знак отгоревшего темного колдовства. Ведьменева дюжина изб… И стены уже снизу до окошек черны, словно их съедает копоть пожара. Значит, не удалось доплясать Черному, не взял он у отнятых жизней всю силу.
Из первой уцелевшей избы осторожно высунулся дюжий мужик с вилами, пригибаясь и вздрагивая оглядел улицу. Потом сосредоточенно – чужаков и черное тело. Шепотом, сорванным голосом спросил: «Неужто все?». Светловолосый уже шел ему навстречу и что-то негромко говорил своим замечательно мягким и добрым голосом. И детина кивал, неотрывно глядя в серые глаза, где сосредоточилось всё лучшее в этой злой и страшной ночи смерти – жизнь, надежа, готовность и способность помогать и утешать.
Конец ознакомительного фрагмента.