Романтический эгоист - стр. 10
Осень
Вековая история дождя
Писатель – это человек, который никогда не повзрослеет.
Мартин Эмис Опыт. 2000
понедельник
Женщины стараются превратить своих любовников в мужей, а это все равно что кастрировать их. Но и мужчины не лучше: из любовниц они делают домработниц, из женщин-вамп – матерей семейства. Опасаясь любовных страданий, мужчины и женщины бессознательно пытаются обратить их в скуку. Но ведь скука тоже разновидность страдания. Говорят, в любовной паре один страдает, а другой скучает: по мне, лучше быть страдальцем, потому что ему-то, как ни крути, не скучно, тогда как тот, кто скучает, страдает все равно.
вторник
Клер позвонила! Клер позвонила! Клер позвонила! Я уже совсем дошел до ручки, как баба какая-то. Мне не удалось притвориться равнодушным. Мое смятение ощущалось даже в сети SFR[44]. В этом году лето для меня началось 19 сентября. В 10 часов вечера на улице было еще выше двадцати. Мы поужинали в освещенном переулке. В меню – суп из языка, пальцы во рту, штырь в штанах. Кто-нибудь объяснит мне, почему официанты в ресторанах подходят именно в ту минуту, когда у меня возникают неотложные и сугубо интимные дела с девушкой, сидящей напротив? После ужина мы прошлись по парижским мостовым, дул теплый ветерок, я слегка попунцовел и, чтобы поддержать разговор, предложил ей выйти за меня замуж. Во мудак!
среда
Я не перезвонил Клер. Я не перезвонил Клер. Я не перезвонил Клер. Блин, ну что там полагается делать, любя женщину, а?
четверг
Праздную день рождения в “Кабаре”. Когда нет друзей, день рождения отмечают в ночном клубе. Тема вечера – Бали, само собой. Тут и там снуют русские манекенщицы, чей гардероб, как сказал бы Дидье Порт[45], “имеет отношение скорее к филателии, чем к готовому платью”. Я с ними, понятно, не знаком, они сидят за столиком какого-то припухшего дилера. Такое впечатление, что мы находимся в Майами с выпендрежником Октавом Паранго[46]. Я уже 35 лет добиваюсь, чтобы эти сучки меня заметили, но я не владелец модельного агентства, не диск-жокей и рост у меня не метр девяносто, под обтягивающей черной футболкой с вырезом V не выделяются мышечные бугры, так что я проскальзываю в поле их зрения, как человек-невидимка. У мужиков прикид тот еще: длинноволосые блондины с сережками во всех местах (только не в ушах) и шейными платками, завязанными в стиле “пипл с Ибицы”. Их перезагорелые гангстерские рожи словно вышли из фильмов Абеля Феррары. Мне кажется, что я не в Париже. Элизабет Кин высокомерно замечает: “Кабаре” пользуется правом экстерриториальности. Это ночной Лихтенштейн”. Народу набивается столько, что чувствуешь себя шпротой в банке, все приклеиваются друг к другу, все в испарине, и равнодушные девицы делают вам, сами того не подозревая, эротический массаж. Франку пришла в голову счастливая мысль заменить хаус на хип-хоп, который сокращает расстояние и разогревает. Какая-то прыткая алкоголичка целует меня, и я отворачиваюсь от омерзения: ненавижу поцелуи с привкусом шампанского. Возвращаюсь домой один. Ни дня без дрочки. В следующий раз надо не забыть проверить, прежде чем целоваться взасос, пила ли девушка что-то, кроме водки.