Романовы - стр. 40

Я спрыгнула с папиных коленей, негодование жгло мне язык, но отец встал и слегка поклонился.

– Хорошо, комендант.

Нет. Нет! Мне хотелось оттолкнуть от себя папино смирение, снова выпрямить его и напомнить, что правитель – именно он, а не подвыпивший Авдеев. Но именно благодаря скромности он стал таким хорошим лидером для нашей семьи. Мудрый, скромный папа.

Пример для меня.

Я по-прежнему не кланялась. Не могла себя заставить. Еще нет.

Авдеев держал в руках бутылку спиртного, возможно, из нашего сундука. Он отступил в сторону, чтобы дать возможность Зашу и Ивану втащить в комнату сундук с папиными дневниками, затем взял бутылку с собой в кабинет и закрыл дверь.

Заш осторожно опустил сундук. Его пристальный взгляд обжег мою кожу, когда он вернулся к лестнице за другим сундуком. Видимо, ему было трудно сгрузить наши пожитки в доме для ссыльных, ведь это казалось излишеством для простого солдата вроде него.

Но он не понимал ни моей жизни, ни моих потребностей, ни моего воспитания.

А я не понимала его.

Но намеревалась понять.

– Папа, как ты можешь кланяться Авдееву? Ты выше этого человека во многих отношениях. Честь, доброта, родословная…

– Да, но не рост. Я, знаешь ли, гораздо ниже его.

Папа поцеловал меня в лоб и пошел открывать чемодан.

– Я напоминаю себе, что он выполняет свой долг. Он демонстрирует верность стране и людям, которых я люблю. И это то, чему я могу поклониться.

Заш и Иван вернулись с другим сундуком. В тот момент, когда они в третий раз скрылись на лестнице, я опустилась на колени рядом с папой над его сундуком.

– Папа, – прошептала я, – когда матрешка откроется для меня? Когда я смогу ею воспользоваться?

Он просмотрел корешки журналов, но не убрал их.

– Используй ее в самый последний момент.

– Когда?.. – Я прикусила язык, когда вернулся Заш со следующим сундуком. Мама вошла в гостиную и указала солдатам дорогу в маленькую кухню. Остаток дня мы потратили на то, чтобы разобрать свои вещи – по крайней мере то, что от них осталось. Большевики доставили едва ли половину того, что было упаковано.

Остальное они оставили себе.

На следующий день папа впервые вынес Алексея в сад. Мы с Марией танцевали вокруг него, разбрасывая маленькие пригоршни желтых цветов акации, будто бы принося сад к нему на колени. Джой кувыркалась среди сирени, и легкая пыльца из цветков витала в воздухе. Алексей чихнул. Поморщился. Потом рассмеялся.

Я скучала по его смеху.

Мама сидела в инвалидном кресле, широкополая шляпа защищала ее от солнечных лучей. Быть бледной модно, но мы с сестрами запрокинули лица к небу и радовались загару. Он раскрасил нашу кожу веснушками свободы. Мама продержалась всего десять минут, прежде чем ей пришлось удалиться на отдых из-за головной боли. Ольга отправилась читать ей.