Романовы - стр. 32

Всю ночь я слышала болезненные стоны Алексея.

Всю ночь мама не спала и держала его за руку.

Всю ночь я плакала.

Я знала, что Господь Бог слышит меня. И была уверена, что мои орошенные слезами молитвы наверняка будут услышаны Им.

Мы все проснулись на рассвете – не потому, что отдохнули, и уж точно не от яркого солнца, поскольку оно не могло проникнуть сквозь побелку. Мы проснулись, потому что снова были вместе. Это лучше, чем любой день рождения или пасхальное утро. Мы также знали, что режим – самое действенное оружие против отчаяния.

Алексей остался в постели, колено его распухло и увеличилось практически вдвое. Доктор Боткин склонился над ним с маленькой сумочкой лекарств. Их будет недостаточно. Брату необходимы исцеляющие заклинания. Но радость Алексея от того, что он снова с мамой и папой, немного смягчила его страдания.

Сегодня утром я уже не испытывала отчаяния. Вместо этого мысли были неотступно связаны с синяком на моей груди. Отпечаток фигурки – восьми кусочков дерева, которую я хранила на себе с Тобольска.

Я поспешила в гостиную, где отец сидел в кресле возле большой пальмы в кадке и читал газету.

– Доброе утро, папа! – О, как приятно было сказать это снова.

Он шумно опустил газету.

– Доброе утро, Настя.

Я поцеловала его в щеку и набрала воздуха, чтобы заговорить, но папа начал разговор первым. Поспешно.

– Побудь сегодня с Марией. Она ужасно скучала по тебе.

Я закрыла рот, ощутив в его голосе предупреждение. И заметила, что двери на лестничную площадку – и в кабинет коменданта Авдеева – распахнуты настежь. Я поняла намек и подыграла отцу, чтобы возникшие в разговоре паузы не вызвали подозрений.

– Ну конечно! Я тоже скучала по ней.

Если я предпочту общество отца в первый же день, это вызовет подозрения. Папа находился здесь целый месяц, а значит, все это время изучал солдат и коменданта. Он даст мне знать, когда будет безопасно поговорить с ним наедине. И все же я успела привыкнуть к длинным коридорам и возможности уединиться, которой располагала в Тобольске.

Мне нужно забыть все, что знаю. Все, к чему привыкла.

Здесь все по-другому. В изгнании.

Но игрушка обожгла мне кожу. Я хотела выяснить, когда ее можно будет использовать. Что все это значит. Что в ней содержится. Мне нужны были ответы, знания. Но папа попросил потерпеть, не сказав ни слова. Так что я провела день с Марией.

Мы позавтракали в столовой, самой красивой комнате в нашем доме, с огромными дубовыми дверями и паркетным полом. Помещение было обставлено темной, тяжелой мебелью, обитой кожей. Мария от меня практически не отходила. Когда я застряла в Тобольске, рядом, по крайней мере, были брат и сестры. Бедной Марии в Екатеринбурге пришлось обходиться без друзей.