Роман - стр. 6
Аким пожал плечами:
– А почем я знаю? Может, и замужем.
– Сережка приезжал с ними?
– Сергей Петрович? Как же. Приезжал. Они тут каждое лето бывают.
– Все такой же шалопай?
– А что ему сделается.
Роман хотел было еще о ком-нибудь спросить Акима, но в это время лес неожиданно расступился, открывши прекрасную, подлинно живописную панораму.
Она всегда, во все приезды Романа заставала его врасплох, появляясь неожиданно, как и положено всему чудесному, поражая и радуя до слез, заставляя каждый раз замирать.
Аким знал об этом и, не ожидая просьбы, натянул вожжи.
Дрожки остановились.
Чудный вид открывался впереди, дорога тянулась дальше и стремительно шла вниз, под уклон, как и все огромное поле, окаймленное по краям синей полоской леса. А внизу в утренней прохладной дымке по берегам извившейся неширокой лентой реки лежал Крутой Яр.
Дождь перестал, и несмотря на легкий туман, отсюда с пригорка были хорошо видны дома, сараи, бани, изгороди, ивы, склонившие голые ветви к реке, «журавли», нависшие над колодцами, мостики, огороды с пугалами.
А над всем этим, чуть подале, вырастала из тумана небольшая, но изумительно красивая белая крутояровская церковь. Роман смотрел так, словно это было последнее, что суждено ему увидеть на земле, словно вот-вот сейчас промелькнут мгновенья и разлетится этот чудесный мир, исчезнет навсегда среди мрака Вселенной по непреложной воле Создателя. У Романа перехватило дыхание.
Он смотрел не отрываясь, боясь пропустить что-то.
А внизу перекликались петухи, слышались голоса людей и лай собак, тянулись вверх утренние дымы. За церковью, чуть правей, после быстрых изгибов реки виднелся флигель Красновских. Он, казалось, был совсем рядом – протяни руку, и заскрипит дубовая дверь с медной ручкой, пахнёт сушеными травами, встанет из кресла, блестя очками, Петр Игнатьич… Сердце Романа оглушительно билось.
Он привстал, хотел было дотянуться взглядом и до дубовой рощи, за которой… но тут рука сама опустилась на плечо Акима, а с полураскрытых губ сорвалось на одном дыхании то радостное, опьяняющее, что срывалось всегда:
– Гони!
И Аким погнал, залихвацки посвистывая, крутя кнутом над головой, так что влажный ветер засвистел в ушах, вырвал зонт из рук Романа.
– Черт с ним! – не оглядываясь, крикнул Роман и снова хлопнул Акима по плечу: – Гони, Акимушка, гони, родной!
Они неслись вниз по бескрайнему, круто клонившемуся полю.
– Эгей! Пошлааа! – раскатисто покрикивал Аким. Цыганские глаза его озорно посверкивали, белые зубы скалились в разбойничьей усмешке. Лошадь мчалась галопом, мокрая грива ее билась по ветру.