Роман - стр. 33
– Погоди, погоди, Парамон, – строго перебил его Петр Игнатьевич. – Не кричи, Настасья, он тебе вправду дрова колол позавчера?
– Колол, батюшка, – тихо проговорила Настасья, как-то сразу обмякнув и опустив глаза.
– Колол! А как же! Вон вишь, поутихла сразу, мокруша подтынная! – загудел Парамон, но Петр Игнатьевич махнул на него рукой:
– Замолчи!
– Да как же молчать-то, отец родной! – выкрикнул Парамон, дернувшись всем телом. – Ведь люди-то звери! Ведь я ж с чистым сердцем, со святою простотой, а мне вон – рогачом в бок! Я ж колю, колю, а сам-то, как святые угодники, – все даром, да опосля, мол, отдашь! Яко наг пришед, мзды не имал, прости господи душу раба твоего!
Он стал быстро креститься своей большой жилистой рукой.
Настасья всхлипнула и опять заговорила быстро-быстро, но уже с повинной интонацией:
– Батюшка Петр Игнатьевич, я же ему, дураку-то, говорила, вперед как нанять-то, что вдовица ведь, я ж коровку купила в Рождество, до сих пор должная, я ж говорила, что отдам к Пасхе, мне ж кум привезет денег, а он приперся, с ножом к горлу пристал – отдай, и все. Отдам, отдам, пролик окаянный! Отдам, только жилы-то из вдовицы беззащитной не тяни…
Она вхлипнула и, волоча ухват по грязи, пошла к дому.
– Успокойся, Парамон, отдаст она тебе, – проговорил Петр Игнатьевич без прежнего напряжения и даже с неким безразличием, – отдаст…
Роман достал портсигар, открыл и протянул Красновскому.
– Merсi. – Петр Игнатьевич взял папиросу. Парамоша Дуролом между тем с упрямой тоскою смотрел вслед удаляющейся Настасье:
– Да мне денег не жаль. Что деньги – труха, пыль подметная. Мне, Петр Игнатьевич, лекарствия надобно.
– Лекарствия? – вяло переспросил Петр Игнатьевич, прикуривая от поднесенной Романом спички.
– Лекарствия, – убежденно повторил Парамон. – А то выгорит все нутро дотла и, стало быть, не в чем будет душе держаться. Так вот и пекет и пекет…
Он почесал голую грудь.
– Настасья! – неожиданно крикнул Петр Игнатьевич еще не успевшей скрыться кухарке.
– Аиньки? – живо обернулась она.
– Принеси стакан водки с огурцом!
Настасья постояла немного, потом, вздохнув, пошла в дом.
Ее возвращения ждали молча.
Петр Игнатьевич курил, философски оглядываясь вокруг, Роман стоял, сунув руки в карманы пальто, думая о Зое. Дуролом несколько растерянно топтался перед ними.
«А если Зоя не приедет? – подумал Роман, стряхивая легковесный пепел себе под ноги. – Да и вообще я же ничего не знаю о ней. Где она? Свободна ли она? Помнит ли обо мне?»
Вскоре появилась и Настасья. Мелко семеня и шлепая сапогами по грязи, она несла перед собою небольшой круглый медный поднос, крепко держа его обеими руками. На подносе стоял стакан с водкой и лежал на блюдечке соленый огурец. Поравнявшись с Петром Игнатьевичем, она остановилась.