Роман с Постскриптумом - стр. 37
Материал был рабочий, неозвученный. Не спуская глаз с экрана, я потихоньку уселась в темноте в свободное кресло.
Вот мы с Григорием Григориу мелькнули на секунду. Жду постельной сцены, умирая от волнения. Отснятая пленка крутится дальше, а ее нет. Нет ни сцены прощания, а она была. Нет сцены ареста, да почти ничего нет, холодея, осознавала я.
И в этот момент в зале загорается свет. Боже, я, оказывается, сидела рядом с Себастьяном.
Для него мое появление было большой неожиданностью.
– Привет, – сказал он. – Как дела? – Не останавливаясь для разговора, он выходил из зала.
– Плохо, Себастьян. А где я? Я себя не увидела. Я есть в фильме?
– Знаешь, материал смотрел Сизов (генеральный директор «Мосфильма»). Он нам сказал: «Ваш фильм идет с посвящением: «Героическому народу Чили, не склонившему своей головы». Вот и усиливайте линию сопротивления». Так что нам приказано ее усиливать за счет лирических сцен с тобой. В смысле, ими надо пожертвовать.
– Как пожертвовать? – не сразу поняла я.
– Ну, вырезать.
Я застыла, как в столбняке. И в этот момент откуда-то сбоку ко мне подошел Роман Лазаревич.
– Ну что, пугливый зайчик! – И он как бы приветственным движением трижды похлопал меня по щеке.
– Ты себе понравилась? – Он, улыбаясь, смотрел на меня, но глаза его совсем не улыбались.
И тут я все поняла. И это похлопывание… Молниеносно, так что никто ничего не мог осознать, включая меня, моя ладонь взметнулась в воздухе, и звонкий звук пощечины гулким эхом прозвучал в коридоре.
– Я вас презираю. И вы знаете, за что, – тихо прошептала я.
Я понимала, что это все. Что в ту же секунду на моей еще не начавшейся карьере уже поставлен крест. Его тяжесть навалилась на меня, и было ощущение, что меня переехали. Тело стало пустым, поменялось в объеме, отделилось и зажило другой жизнью. Оно как-то перешло дорогу, дошло до троллейбуса. А в мозгу стучало только одно: «Не может быть, не может быть, не может быть…»
Я не могла понять, как великий, легендарный человек мог так мелко отомстить мне – только что окончившей училище сопливой, наивной девчонке. «Да нет же!» – почти прорыдала я в голос.
Ехавшие в троллейбусе люди удивленно обернулись на меня. Через пару минут была остановка. Я вышла на улицу и долго-долго шла пешком.
Впервые в жизни я ни о чем не думала. В голове стало пусто, как в теле. Я шла, не разбирая дороги. Шла долго. Пока шла вдоль трассы, останавливались какие-то машины и какие-то люди предлагали подвезти меня. Но когда видели мое лицо, быстро отъезжали.
Я шла через парки и через школьные дворы, через микрорайоны с сидящими, как в деревнях на лавочках, бабушками. Шла вдоль реки, через мосты и железнодорожные переезды. Я шла, не узнавая город. И остановила меня темнота.