Роман с Луной - стр. 22
– Кто ж ты теперь будешь? – задумчиво спрашивала Рита. – Кандидат фашистских наук?..
Пафос этой работы заключался в колоссальном противоборстве двух сил: с одной стороны – гениальный, одержимый фанфарон и харизматик Геббельс, способный воспламенять народы на любые самые необдуманные свершения. А с другой – наш советский агитатор Соломон Абрамович Лозовский, которому в разгар войны, хотели они этого или не хотели, внимали все радиослушатели Берлина. Прямо из Москвы голосами то Гитлера, то Геббельса на великолепном немецком языке без малейшего местечкового акцента Соломон Абрамович сообщал немецкому народу, как у них, на деле, паршиво обстоят дела.
Служба перехвата глушила его всеми возможными способами, однако голос у Соломона Абрамовича становился все печальнее и печальнее и прорывался через все глушители.
«Переключитесь, пожалуйста, на местную радиостанцию! Не слушайте эту ложь!» – требовали берлинские власти.
Все были в ужасе – такое Соломон Абрамович придумал!
Естественно, имея перед глазами два этих ярких исторических примера, мальчик решил посвятить себя рекламе. Он поступил на службу в артистический клуб. И параллельно занялся культуризмом, что очень беспокоило Серафима, который, вопреки нашей установке на неуклонное накопительство, прочил ему научную карьеру.
– Кем он туда устроился, в этот клуб? – он спрашивал, трепеща. – Барменом?
– Ты им не очень-то распространяйся, – говорил мальчик, – а то у Риты с Фимой такое мнение обо мне, будто я чуть ли не в борделе комнаты распределяю.
Но Серафим все равно пускал волну:
– Скажи, чтоб слишком не накачивался, – он говорил. – А то его на работе испугаются. Они подумают, что такие мускулы несовместимы с интеллектом. Надеюсь, его приняли не на должность вышибалы?
Клуб стал модным в Москве, про него писали в газетах и журналах, можно сказать, вместо новостей показывали в программе «Время». И все благодаря мальчику.
Он и про нас не забывал: устроил в галерее Кешину выставку. Тот развесил свои живописные полотна, на вернисаж пригласили телевидение, мы с Кешей купили вина, фруктов, вошли, конечно, в расход. Но я не возражала, чтобы он тратил столько, сколько считает нужным, ведь все это сулило нам выгоду и прибыль.
И вдруг – о, радостная весть! Один банкир собрался приобрести Кешину картину с выставки, да не одну, а целый триптих «Над вечным покоем». По две тысячи долларов каждая. Там изображен человек, парящий в пространстве с закрытыми глазами. Над ним, как дождь, летят крылья, словно капли. И одно белое крыло, напоминающее женскую грудь, приближается к его губам.