Роман и Роза Даниила Андреева. Записки странствующего энтузиаста - стр. 4
И все-таки некоторое смущение не покидает нас. Во-первых, «возжелал». Само это слово не из привычной лексики православного обихода, его смысл, его окраска слишком чужды идеалам монашеского смирения. Возжелал он, видите ли! Да ведь это почти то же самое, что возгордиться: приставка-то одна и та же! А во-вторых, «не знаю, в теле или кроме тела». Позвольте, а это что ж такое?! Оккультизм?! Астральные улеты?! Трансфизические странствия души?! Во всяком случае, нечто очень близкое, почти на грани. Правда, такое есть у апостола Павла, восхищенного до третьего неба (Второе послание к коринфянам), и слова преподобного Серафима явно отсылают к нему, но все равно это как-то сомнительно, рискованно, отдает крамолой.
Теперь понятны те невнятные, до конца не выговариваемые (все-таки канонизированный святой) упреки, которые ортодоксия подчас адресует преподобному Серафиму, – упреки в некоей недогматичности. Он, к примеру, обращаясь к одной из подвижниц дивеевских, согласившейся по его благословению принять смерть вместо своего брата, говорит: «Что нам с тобой бояться смерти, радость моя. Для нас с тобою будет лишь вечная радость». Ага, вот мы его и уловили, поймали на неосторожном слове!
Значит, заранее уверен в своей посмертной участи, уверен, что спасен, а подобает ли этак православному? Истинно православный, каким бы святым он ни был, может только робко надеяться на спасение, уверяя себя при этом, что он – гнездилище всех пороков, самый последний из грешников.
Да, с точки зрения строгой ортодоксии должно быть так, и примеров тому – множество. Сколько святых русских искренне считали себя величайшими грешниками, не заслуживающими спасения! А святой Серафим? «…будет лишь вечная радость». Нет, его святость какая-то иная, русской церковью до конца не распознанная, не вмещающаяся в привычные церковные рамки.
Ладно, при молитве над землей зависал и, оставаясь в Сарове, мог явиться дивеевским сестрам и рыть вместо них, замешкавшихся, канавку Богородицы. Подобные чудеса в житиях святых встречаются. Но вот после одного из посещений святого Серафима Богородицей он угощал всех странными, светящимися, неземного вида сухариками, приговаривая: «Это небесная пища». Что еще за небесная пища? В какие уставы она вписана? Кем из иерархов дозволена? Кто благословил ее вкушать?
Вот и получается, что Серафим Саровский церкви несколько чужд, несмотря на то что канонизирован и иконы его в каждом храме, и акафист ему поют, и юбилей не так уж давно справляли. Нет, была бы кощунственной любая попытка его от церкви оторвать: он ей служил, посвятил всю жизнь и вне ее себя не мыслил. Но некоей частью своего мистического опыта святой Серафим с ней все-таки не совпадал, ведь не случайно же канонизировали его с такой неохотой, после долгих проволочек, лишь благодаря настойчивому вмешательству Николая II.