Роковое счастье - стр. 6
Выслушав Ядвигу, Сакульский внутренне содрогнулся. Он вдруг ясно осознал, что ему надо опасаться не столько старика с его хитростью, сколько вот эту женщину – свою жену с её коварством! Выходит, за пять лет он совершенно не узнал, на что она способна. А судя по её задумке, в вероломстве Ядвига легко переплюнула папашу. И хотя благородное воображение Сакульского до такого никогда бы не додумалось, но с планом супруги, вернее, с первой частью этого плана, он согласился охотно. А дальше…
А дальше – дай бог дров не наломать!
Глава 2
Базарная площадь бурлила людским потоком.
Всюду слышались голоса неистового торга, громкого разговора, смеха, язвительной перебранки, а зачастую округу оглашал душераздирающий визг какой-нибудь бабы, поучаемой уму-разуму пьяным мужиком. Весь этот гам сдабривался перепуганным кудахтаньем, тревожным ржанием, тоскливым мычанием, блеянием и прочими протестами живого товара.
Ноздри щекотал аппетитный аромат пекущегося хлеба.
Терпя частые ненамеренные толчки, грубую речь и едкий мужицкий дух из смеси запахов пота, махорки и дёгтя, неместная чета степенно прохаживалась у торговых рядов. Судя по внешнему виду, пара была «из богатых», а светские манеры и надменность мужчины красноречиво говорили – важный чин.
Супруги уже в третий раз проходили рядом с задумчивой красивой девушкой, сиротливо пристроившейся с нехитрым товаром на самом краю базарной площади. Мужчина и женщина скрытно разглядывали необычную торговку.
Олеся ничего этого не видела и не слышала. Она не замечала не только откровенно заинтересованных взглядов богатой пары, но даже пылающие взоры, часто бросаемые в её сторону хлопцами и молодыми мужиками, также оставались незамеченными.
Помимо воли обращая внимание на задумчивую девушку, у многих проскакивала мысль, что такой красавице вовсе не место на бедненьком волостном торжище.
Оставшись без батьки, без мельницы, да ещё и в интересном положении, Олеся оказалась на обочине жизни. Братья никудышные. Чёрствая мать наобум хваталась то за одну работу в селище, то за другую, но всё без толку – домашнее хозяйство вконец извелось. В семье не тянули, а рвали «одеяло» каждый на себя. В конце концов, нужда заставила и несостоявшуюся хозяйку мельницы подумать о себе.
В крестьянских семьях дочерей не особо чтили, и Олеся, видя, что обнищания не избежать, твёрдо заявила о своей доле, или хотя бы о выделении ей причитающегося каждой девушке приданого. Поюлив, братья и мамаша отдали ей, как они бесстыже уверяли, едва ли не самое дорогое, что имелось в общем хозяйстве: пяток полуобщипанных куриц, да десятка три яиц.