Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста - стр. 23

Доблестная попытка Ратенау оправдать войну оказалась в том же русле, что и у многих других немецких интеллектуалов. Например, выдающийся историк Фридрих Мейнеке поддерживал войну на том основании, что это защита немецкой культуры от славянской угрозы с востока^>60. Напряженность июльского кризиса смогла дать разрозненной группе людей то, вокруг чего они могли объединиться. Еврейские общины, сами разделенные разногласиями, нашли столько же причин поддержать войну, сколько и все остальные немцы. Но раскол в обществе не исчез окончательно – он лишь был погребен под мощным выбросом патриотического оптимизма. За кадром было очевидно, что неуверенность по-прежнему правит всем. В частных беседах даже Ратенау говорил о начале войны совсем иначе, чем в своих публичных выступлениях. «Мир сошел с ума!» – жаловался он близкой подруге^>61. Все происходящее отлично скрывало безумие войны под вуалью единства военного времени, но, как вскоре предстояло обнаружить евреям и остальным немцам, национальная гармония может рухнуть так же быстро, как и возникла.

«Мобилизация»! Заголовок на первой странице либеральной «Vossische Zeitung» был однозначен. Первого августа, после месяца напряженных переговоров, Германия выступила на стороне своего союзника Австро-Венгрии и объявила войну России. Теперь Первая мировая война началась всерьез. Редактор «Vossische Zeitung», немецко-еврейский журналист Георг Бернхард, всем своим авторитетом встал на защиту конфликта. Первые публикации военного времени полнились исключительно положительными новостями: только Россия в ответе за начало войны, Германия готова одержать «тотальную победу», а немецкий народ, по всей видимости, в восторге от того, что война наконец началась. На улицах Берлина, сообщала газета, «многие тысячи мужчин и женщин» собирались вместе и пели «патриотические песни». Их ликование было столь велико, что «никто и не думал спать», все, чего им хотелось, – праздновать начало военных действий^>1.

Но если бы «Vossische Zeitung» раскинула сети чуть шире, в них попался бы совсем другой образ Германии. Отнюдь не все били в барабаны, радуясь войне. Горожане опасались перебоев с продовольствием (некоторые даже принялись запасать провизию), фермеры трепетали при мысли о потере работников в пору урожая, а в приграничных регионах Германии весьма реальная угроза вторжения вызывала скорее панику, чем патриотическое воодушевление. Немецким евреям в августе 1914 года также пришлось столкнуться с проблемами. В пору национального кризиса некоторые части еврейских общин опасались, что будут выброшены на обочину в волне патриотического пыла. И все же, несмотря на огромное многообразие реакций на конфликт – от тревоги до решительной поддержки, – через весьма непродолжительное время возник единый дискурс начала войны. Он подчеркивал преобладание воодушевления и возбуждения над скептицизмом и паникой, национального единства – над мелкими разногласиями. Короче говоря, немецкий народ был един, воодушевлен и более чем полон решимости идти на поле боя в защиту своей страны.