Родовая земля - стр. 32
Допоздна продолжалось в доме Ивана веселье с громом смеха, свистом, шутливыми драчками.
Глава 13
Елена не могла уснуть, думала, тревожилась. Отовсюду доносился храп, тяжёлое дыхание крепко выпивших мужиков; многие из артели Ивана жили в его просторном, гостеприимном доме. Пахло свежей и копчёной рыбой, дублёными кожами и хлебным квасом из бочонка, стоявшего в сенях. Постель была не очень свежая, Елена, привычная к чистоте, вертелась, нащупывала на взъёмной пуховой перине – не ползёт ли клоп или таракан. Мысленно ругала Дарью, а та с бодрым посапыванием спала в сарафане под боком, положив на грудь Елены руку. Потом девушка стала засыпать, однако внезапно очнулась: на неё внимательно и страстно смотрели чьи-то чёрные неясные глаза.
Поняла – привиделось. «Господи, спаси и сохрани», – пыталась молиться, но желание всмотреться в эти нездешние глаза одолевало, и она всматривалась в потёмки душной горницы, набитой народом, который почивал на полу в лёжку. Глаза исчезали, таяли, как льдинки, и Елену снова утягивал смятенный, не освежавший сон.
Перед самым рассветом Елена очнулась и уже не смогла и не захотела уснуть. Кто-то натягивал сапоги, ворчал. Дарья ушла, чтобы собрать завтрак для отправлявшихся бельковать. В тёмном дворе слышалась неторопливая, тягучая, как смола, мужская речь. Елена накинула на плечи шаль, выглянула из-за края занавески и увидела освещённых керосиновым фонарём отца, Ивана, Черемных, ещё нескольких артельных, а среди них – Виссариона, одетого в плотную, с подстёгнутым овчинным мехом брезентовую куртку, высокие сапоги. Его голову покрывала барашковая шапка, низко надвинутая на глаза. Артельные и Виссарион загружали в подводу корзины и пеньковые кули с рыбой. Все хмуро-деловиты, молчаливы.
Елена приоткрыла окно и, привстав на цыпочки и вытянув шею, стала всматриваться в Виссариона. «Красивый. Непонятный. Семён – другое, другое».
Братья вполголоса разговаривали.
– Шкурка белька тепере могёт подняться в цене – до соболиных, поговаривают, взмахнёт, – похрипывал Михаил Григорьевич, строго взглядывая на грузчиков и Черемных, который укладывал корзины. – Игнашка, зараза! кулями вона те корзины припри: чуть тронешься – и потеряшь всюё снасть, капитан ты разбубённый. Всё вас тыкай носом, сами-то ничё не видите.
– Сей минут, Михайла Григорич, поправим, – сипло и с неудовольствием отвечал Черемных, страдая от перепою мучительной головной болью.
– Без белька в энтим годе уже не останемся, Миша, – сказал Иван, поправляя на подводе корзину, хотя она и без того стояла удачно. – До ледохода возьмём знатно. А вот пару лодок надо ноне сладить: из тех трёх одна дюжея, а две – развалюхи, латаные-перелатаные. Попадём в шторм – и хана нам. Насчёт сетей помозгуй – китайцы в город, слыхал, завезли добрые.