Родное пепелище - стр. 54
А водки, удивительное дело, сколько её не припаси – всегда не хватало…
Но мы шли в «40-й» не за водкой.
Очередь в кондитерский отдел была длиннющая и двигалась с черепашьей скоростью.
А всё потому, что почти все брали по 50 грамм «Ну-ка, отними», «Трюфелей», «Кара-Кума», «Красной шапочки», «Грильяжа», «Белочки», «Мишки», «Столичных», «Стратосферы», «Радия», «Южной ночи» и протчая, протчая, протчая…
Из дешёвых конфет себе баба Маня брала себе пат «Цветной горошек», пластовый абрикосовый или яблочный мармелад, а нам – карамель «Морские камешки» – изюм в глазури.
Бабушка охотно и вкусно рассказывала, как «до того, как случилось несчастье», она, проживая в меблированных комнатах в Козицком переулке, брала у Елисеева шоколадный лом и лом печенья – дёшево, да сердито.
«Елисеев» при царе – был элитный магазин, но ведь была и элита!
Поэтому отпускать плитку шоколада «Эйнем» с надколотым уголком или треснувшее печенье «Птифур» было ниже елисеевского достоинства – это и был лом. Товар тот же, а цена в три раза ниже.
А уж лом душистой пастилы от Абрикосова стоил сущие копейки.
Брала она и колбасные, и сырные, и рыбные обрезки.
Каждый товар отпускался с походом, то есть с небольшим перевесом, но всё равно отрезать от куска приходилось, и обрезки сбрасывались в общий ларь.
Так что среди колбасных обрезков попадалась куски и чайной, и кровяной и ливерной яичной, и карбоната, и ветчины, и окорока, и зельца, и сырокопченой, и колбасного хлеба, и баварской с тмином.
Рыбные обрезки были еще интересней, но боюсь изойти слюной насмерть.
Обрезки продавали перед самым закрытием магазина, когда чистой публики оставалось мало, да и забирала она всё больше вино и пирожные.
Бабушка покупала по полфунта каких-нибудь обрезков и лома и уже дома разглядывала – что ей досталось…
Себе баба Маня приобретала в 40-м ещё и пятилитровую жестянку самого дешёвого болгарского янтарного яблочного конфитюра.
Однажды, за «Таинственным островом» Жюль Верна, я съел целиком едва початую банку, как-то незаметно, ложка за ложкой.
Ложка, правда, была столовая, старинная, серебряная, раза в полтора больше нынешних.
Я даже не запивал. Ничего, не слиплось.
Надеюсь, всякий приверженец великого французского фантаста меня поймет – сюжет захватывает намертво – решительно некогда смотреть, сколько там конфитюра осталось.
Родителям пришлось возместить бабушке нанесенный мной урон.
Покупка конфитюра была завершающей нотой нашего шоп-турне.
Лида говорила: «Пошли смотреть белку».
А баба Маня вздрагивала и всегда произносила одну и ту же фразу: «Там змея!».