Родное пепелище - стр. 32
Происхождение названия «Лужники» было видно из состояния улиц. Нельзя сказать, чтобы это была Венеция, но пьяные тонули в лужах регулярно, и их горестные истории я слушал, сидя за столом, на котором для вида кипел самовар и стояло блюдо с сушками.
До середины XVIII века Сретенка была главной московской улицей.
Но в связи со строительством Петербурга и превращения его в столицу де факто – царский Двор переехал (так как никакого документа об официальном признании Санкт-Петербурга столицей не существует) – самым важным радиальным направлением в Москве стало Тверское.
Постепенно торговля переместилась со Сретенки на Тверскую – там открывали новые лавки, а затем и магазины русские купцы, а иностранцы придерживались Кузнецкого моста.
Дворяне стали строиться на Тверской, здесь открылся Английский клуб, а Сретенка менялась медленно.
Но земля здесь была так дорога, что на всей улице не было ни одних ворот и первые ворота в конце улицы на нечетной стороне – это конец XIX века.
Сретенка – улица торговых фасадов, а въезды во дворы, ворота, размещались со стороны переулков.
Сретенка перестала быть главной московской улицей и стала главной улицей моей жизни.
Сретенка – улица соблазнов.
Если идти от Сретенских ворот к Сухаревке, то прямо на углу Сретенского бульвара и четной стороны Сретенки была большая галантерея (ныне в этом помещении чешская пивная – что Бог не делает, всё к лучшему), в которой продавалась масса замечательных вещиц, по большей части мне совершенно ненужных.
Вроде замочков для почтовых ящиков – у нас и ящика-то не было. Всё равно купил, и пригодился!
Я им и куском цепи, стыренной у Александра Иваныча, стреноживал свой «Орленок».
Но здесь же и перочинные ножи, и буквы для галош.
Буквы для галош – это то, что сейчас мало кто помнит: металлический неполный алфавит (без «ь», «ъ», «ы»), штампованные дюймовые литеры, латунные и никелированные имели маленькие шипы для крепления к внутренней части галоши (под пятки).
Пометив таким образом свои галоши, вы были застрахованы от того, что гардеробщик подсунет вам чужие, дырявые.
Впрочем, современному читателю заодно нужно объяснять и что такое галоши.
Я мечтал купить дюжину металлических букв и на двери нашего сарая прибить их: «Юрий Гаврилов».
Поистине, дьявольское честолюбие сжигало меня.
Останавливали два обстоятельства – постоянная нехватка средств и здравое соображение, что злоумышленники выковыряют мою гордую надпись, и она пойдет на чужие галоши.
Комиссионка («Берегись автомобиля») и «Цветы» в трёхэтажном квадратного плана доме, коими по повелению Павла I замыкали московские бульвары и которые служили в конце XVIII – начале ХIХ века постоялыми дворами, тоже иногда мною посещались – там было шикарно и непонятно.