Родная партия - стр. 19

– Это ещё почему?

– Потому что Лира ваша будущая жена.

– Это у меня, Андрея, есть будущая жена? – широко заулыбался, отправив в эмоциональный нокаут секретаршу. – Лира будет моей женой, но я запрещаю обсуждать её, даже упоминать имя?

– Да, Андрей Иванович.

– Интересное дело!

Я резко встал с кресла. Татьяна рефлекторно поднялась со мной. Меня тянуло то на смех, то на слёзы, всего пробирало от эмоций. Я в потрясающем тильте! Какая, к черту, ещё жена? Ни о какой свадьбе не может быть и речи, мне всего-то двадцать.

– Где сейчас Лира? – спросил с надеждой на то, что Лира отсутствует где-нибудь рядом.

– Она в ГДР по командировке.

– И надолго?

– Мне не то чтобы хорошо известно, Андрей Иванович, но тогда речь шла о продолжительной командировке.

Ауф! Минус одна проблема. Люблю, когда задачи решаются сами по себе.

Когда ковырялся в домашнем шкафу, на голову свалилась записная книжка в алой обложке. Огромная золотая цифра 1976 на титульнике и девственно чистый бумажный блок говорил, что в этой семье блокноты и ежедневники копились так же, как и в моей. Раз её никто не использует, присвою себе, потому что вести историю воспоминаний на разнородных бумажках и листках получается слишком хаотично.

Постепенно мой дневник превратился в лучшего друга, собеседника и слушателя одновременно. Не от нечего делать – как раз-таки все часы жизни у меня сжирает бесполезная имитация деятельности в комсомольском ЦК, а также общение с Сергеем, занимающимся международным сотрудничеством с другими молодежными организациями левого толка.

Дневник путешествовал со мной, так как хотелось обезопаситься от возможности раскрытия. В портфеле я смешивал его с бумагами, прятал поглубже. Оставить его дома, на изучение Викторией Револиевной или самим Григорием Озёровым – всё равно что закричать на улице “Долой советскую власть!”. Из дневника даже дергать ниточки не придётся, для советского человека такая писанина про будущее, апокалипсис и нытье покажется именно проявлением психического расстройства. Хотя был ли мир адекватен, когда расстрелял друг друга ядерными ракетами? А дроны-людоеды? Как же я полюбил задаваться вопросами в новом месте.

“Волга” везёт меня на площадь Ногина, а я листаю записи, что-то вспоминаю и дописываю на полях. Ближе к апрелю мой разум словно прояснился. Перестал везде писать: “Я шиз, я шиз, мне нужно в дурку”. Предложения стали ярче, полнее, описательнее.

Писать хочется, писать нужно, писать жизненно – я в этом мире жестоко одинок. Мне некому высказаться, мой муд постоянно грустный. Улыбаюсь на публику, положительно угукаю, а в голове грущу, боюсь, пугаюсь, всегда настороже, всегда наготове. Чуждые мне люди заполонили окружение, в нём я немею и стараюсь смолчать во избежание несуразности. Помним о правиле избегания криповости, Андрей!