Родина дремлющих ангелов - стр. 6
Тепер вже нікого боятися. Ми хочемо спокійно жити за своїми поняттями, де Бог, наче казка, церква, як пейзаж, і козаки, як залишки народного фольклору.
ПРЕСТОЛЬНАЯ ОДА
Московия нуждается в сочувствии. Ей не суждено повзрослеть. Она обречена пожизненно оставаться неуравновешенным подростком, которому не терпится быть значимым. Её отношения с Киевом – это типичный конфликт капризного малолетки с терпеливым родителем.
Каждый московит на клеточном уровне помнит о своём происхождении, и его любовь к Малороссии больно переплетается с претензией на место хозяина в родительском доме. Как и всякий жаждущий взрослости ребёнок, Московия примеряла мамину бижутерию, пробовала косметику, облачалась в отцовские одежды, хвасталась его старыми наградами и воровала в пыльном кабинете запретные книги с картинками.
Любой психолог знает, что это нормальное явление. Когда человек хочет быть на кого-то похожим, он начинает с присвоения его личных вещей, подражает его голосу, жестам и потом уже не видит разницы между собой и объектом подражания. Стоит кому-то подчеркнуть: «Я – киевлянин», – московит тотчас пожимает плечами и задаёт вопрос: «А в чём разница?» Несмотря на очевидные различия, Московия давно утратила способность их замечать. Логика и здравый смысл здесь не работают. Только глубинные образы, рефлексы и чувства.
Вся история Московии – это нагромождение подростковых комплексов, погоня за несбыточной мечтой быть взрослой, уважаемой личностью, имеющей собственных детей. Игнорируя неразвитость своих детородных органов, она активно играет в «дочки-матери» со всеми, кто её окружает. Ей тяжело смириться с мыслью, что она всего лишь часть плодовитой жизни славянской империи Киевской Руси.
В понятии «великоросс» скрывается избалованный недоросль Митрофанушка, которому остро хочется чего-то очень взрослого, например женитьбы. Московия постоянно бросается в тинейджерские крайности, периодически увлекаясь иностранщиной, вызывающими, яркими аксессуарами гигантомании, спиртной бравады, суицидной демонстративностью и надругательствами над родительскими святынями, привычками и традициями. Порывы её незрелых страстей изредка сменяются любовным экстазом и уважением родительских прав.
Киевская Русь всё принимает как должное, снисходительно любуясь своим буйным ребёнком. Она безропотно отдавала ему всё, что он просил, незаметно делала щедрые подарки и даже освоила его молодёжный сленг.
Когда Московии запретили безраздельно хозяйничать в родительской комнате, она вдруг ощутила дискомфорт. Делёж семейного имущества понятен ей только на уровне юридических умозаключений, но абсолютно неприемлем на уровне духовном. Правдами и неправдами она продолжает рваться в запертые апартаменты и требует к себе внимания. Но Русь хочет другого. В её солидном возрасте воспитание несовершеннолетних – занятие утомительное и опасное. Она намеревается пожить немного для себя, покуда дом ещё не сгорел от пиротехнических фантазий молодого любознательного экспериментатора.