Robbie Williams: Откровение - стр. 33
Это заставило вас задуматься над тем, что вообще с вами происходит?
«Я уже до такой точки дошел, где все равно – жив ты или мертв. Это не самое здравое место. Мягко говоря. Но просто зависимость и все, что я принимал, довели меня до того, что мне было уже плевать».
Так думали ли вы, что вы в опасности?
«Ага. Понимал, что в дерьме».
И о чем думали?
«Думал: помираю, но это меня не волнует».
Грустная мысль.
«Да вообще кошмарная. Я, понимаешь, в очень-очень темных местах оказался. Самых, наверное, мрачных, куда только можно добраться. Если есть какие-то уровни там – то снова их посетить я не хочу».
А почему вам было все равно?
«Я думаю, что зависимость уничтожает саму способность к неравнодушному отношению. Собственно, поэтому так много народу умирает, будучи наркозависимыми. У меня лично была самая гигантская апатия в жизни».
А дни как строились?
«Днем я приходил в себя после того, что было ночью».
А ночи?
«Ну снова шлялся и все делал, что обычно».
А остальное время?
«А не было никакого остального времени. Все – только это».
Странно, но единственное, что не употреблял Роб даже в самые плохие времена, – выпивка.
Одна из причин, как он вспоминает – если он честен сам с собой – чистое тщеславие.
«Выпивка, – утверждает он, – делает меня гигантом».
Возможно, и какие-то рудименты гордости остались – он до сих пор упорно вспоминает это маленькое достижение: «Я столько прошел без выпивки – и сейчас не пью».
И возможно также, по его словам, таким способом он заговаривал себя – не так, дескать, все плохо. А если бы пил – ну, тут уж пришлось бы признать, что на самом деле у него проблемы…
В начале февраля я проезжал Лос-Анджелес и зашел к нему в гости.
«Помню, ага».
Вам было плоховато.
«Ага, с ума сходил».
Внезапно звонил телефон и вы бежали на улицу кого-то встречать.
«Ага, там так было: окно машины опускается, из него высовывается рука с пакетиком, я беру его, отдаю деньги, и никто со мной, как с настоящим наркоманом, не разговаривает. Чистый бизнес: товар привез – уехал. Обычно я с дилерами болтаю».
Я помню, что странный способ маскировки был избран: ты типа говорил, пойду-ка я и занюхаю кокс в одиночестве.
«Ага».
Даже тогда, в то жуткое для тебя время, ты как будто воспроизводил режиссерский комментарий.
«Ага, правду говорю с усилием. По большей части».
А я помню, пока тут гостил, что ты довольно много времени валялся в постели, все время мне рассказывая про те страницы в автобиографии Гари Барлоу, которые тебя особенно раздражали.
«Ага. Когда ты закидываешься немеряно “Адеролом”, тебя может заклинить на чем угодно. И до рехаба меня конкретно клинило на автобиографии Гари Барлоу».