Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации - стр. 86

Действительно, ни древние каменные орудия – скребки, рубила, наконечники копий, – ни средневековые металлические топоры, ножи и гвозди, ни новейшие машины личного начала не имеют. Но Джоконда, Сикстинская мадонна, Афродита Милосская, Демон Врубеля и многие другие не только уникальны, но и находят отклик в душах людей, созерцающих картины. Этим искусство перекидывает мост между живой и неживой, даже искусственной природой. И благодаря этому его свойству возможно сопоставление того и другого, а тем самым и анализ культуры – явления, совмещающего вещи, вызывающие восхищение у людей, способных чувствовать красоту.

На уровне личности человека – это станковая или настенная живопись, на уровне этноса – это орнамент, на уровне суперэтноса – сакральные изображения: идолы, где личность изображаемого преобразуется либо в светлый лик, либо в дьявольскую личину. Но во всех случаях красота, заключенная в прекрасных созданиях человека, взаимодействует с человеком так же, как история этническая – с историей культуры.

Лев Гумилев – основатель новой науки – этнологии, получившей признание во всем мире. Она исследует влияние природных процессов на историю развития человеческих цивилизаций. Журналистка Людмила Антипова записала беседу ученого с писателем Дмитрием Балашовым, автором повестей и романов о Московской Руси. Нынешний всеобщий интерес к Истории обусловлен нашим желанием понять день сегодняшний. Как мы шли к нему и что нас ждет в будущем? – об этом и говорят ученый и писатель.

Л. Антипова: Лев Николаевич, из предисловия к вашей книге «Этногенез и биосфера Земли», написанной 15 лет назад и изданной в 1989-м, я с удивлением узнала, что в нашей стране у вас нет последователей и учеников. Дмитрий Михайлович Балашов, однако, считает себя вашим учеником и именно в этом качестве намерен участвовать в настоящем разговоре…

Л. Гумилев: И таких людей еще пять или шесть, по крайней мере, мне известных. Что же касается моих последователей – я абсолютно убежден, – их у меня порядка нескольких десятков человек. Имеется у меня аспирант, имеются у меня доктора наук, которые, я уверен, меня понимают и разделяют основные положения моей теории. И имеется академия наук, представитель которой, академик Трухановский, объяснил мне, почему меня там ненавидят.

Л.А.:?

Л.Г.: Три причины. Причина первая. Вы пишете, сказал он, оригинальные вещи, но это не страшно, все равно мимо нас вы не пройдете, нам же их и принесете. Хуже другое: вы доказываете ваши тезисы так убедительно, что с ними невозможно спорить, и это непереносимо. И наконец, третье: оказывается, что мы все пишем наукообразным языком, считая, что это и есть наука, а вы свои научные суждения излагаете простым человеческим языком, и вас много читают. Кто же это может вынести?!