Ритм-секция - стр. 50

Сейчас я часто задумываюсь обо всем этом – о бессмысленности моего бунта, о ненужности и глупой мелочности обид, которые я наносила близким людям, – и стараюсь утешить себя тем, что, по крайней мере, тому должна иметься некая причина, некое объяснение. Но ее нет. Извиняться же уже поздно. Их больше нет. Они ушли из жизни. И не будь я испорченной стервой и не откажись лететь вместе с ними, я тоже была бы мертва.

В этом мире нет никакой справедливости.

– Как ты узнала о том, что случилось?

Стефани обхватила бокал обеими руками.

– Я тогда была студенткой в Даремском университете.

– Значит, ты не так уж плохо училась.

– Мне хватало ума понимать, когда учеба имеет значение, и в таких случаях я всегда старалась. Было бы обидно упустить место в университете – единственный шанс начать самостоятельную жизнь.

– Что ты изучала?

Стефани улыбнулась:

– Немецкий язык. Я уже давно говорила на нем свободно. Моя мать была швейцаркой немецкого происхождения. Мы все выросли, говоря на трех языках. Мой отец свободно говорил по-французски.

– Почему ты не выбрала что-нибудь посложнее?

– Потому что мне это было неинтересно. Иначе я выбрала бы что-то другое. И пошла бы учиться в Оксфорд или Кембридж. Но университет не был ключом для меня к профессии. Просто период жизни, который надо перетерпеть.

Налив немного масла грецкого ореха на сковороду, Стефани поставила ее на плиту. На деревянной разделочной доске лежали овощи, рядом – кухонный нож. Проктор стоял у нее за спиной, и в данный момент ее это устраивало.

– Накануне вечером я была с одним парнем-второкурсником. Он снимал квартиру в Шербурне. Это старая шахтерская деревня в нескольких милях от Дарема. Была вечеринка, мы все напились в дым, и я осталась у него ночевать. В колледж вернулась лишь часов в одиннадцать следующего утра. Я была в своей комнате и переодевалась, когда в дверь постучали. Это оказалась такая же первокурсница, как и я. Лицо у нее было как будто пепельное и вид совершенно больной. В отличие от нее я не слушала новости и не читала газеты. Она сказала, что меня ищет ректор, поэтому я пошла к нему и узнала от него все. Помню, как ему было тяжело, как он тщательно подбирал слова…

Стефани обернулась.

– И как ты отреагировала? – спросил Проктор.

– Как и следовало ожидать. Ни ахов, ни слез. Пока я не увидела новости по телевизору, это меня как будто не касалось. Даже на похоронах я плохо осознавала случившееся. Все ждала, что вот-вот все закончится и кто-нибудь скажет, что это был просто чей-то черный юмор, жестокий розыгрыш.

– А когда это чувство прошло, что было потом?