Римский орел - стр. 63
Черепанов слушал и думал, насколько все-таки устойчивая вещь – имперское превосходство. Как в России в советские времена, каждый гегемон был абсолютно уверен, что он круче какого-нибудь шведского или венгерского банкира, потому что мы делаем ракеты и в космос летаем. А теперь этот вот обломок другой империи, понятия не имеющий не только о ракетах и металлокерамике, но даже о велосипеде, самодовольно поучает приятеля-варвара. При том что сам валяется связанный, в мокрых штанах и жить ему осталось…
– Слушай, Череп, а ты не слыхал: может, вандалы нас здешним отдадут? – внезапно спросил Плавт.
– Не отдадут. Местный рикс уже подбивал клинья, золото за меня сулил – не вышло.
– Жалко. Много золота предлагал?
– Прилично. Три монеты примерно вот такого размера. – Черепанов показал, какого именно.
– Ого! – восхитился римлянин. – По здешнему курсу это, считай, почти фунт серебра[28]. Жаль, что вандал отказался.
– А нам-то какая разница? Или ты хочешь ему за нас наше золото предложить? Спрятанное?
– Ну ты сказал! – Римлянин поглядел на него как на ненормального. – Заберут – и все дела. Еще и пытать станут: все ли отдали или утаили что? А что этим гетам… тьфу!.. готам нас не отдали – это плохо. С готами я бы, может, договорился. Думаю: неспроста за тебя такую цену предлагали. Очень жаль, что не отдал нас вандал.
С этими готами Максимин в дружбе. Максимин же сам – из готов.
– Ты же говорил: он фракиец, – напомнил Черепанов.
– Ну да, он из Фракии. Но отец его – из готов-федератов. А мать, кажется, из аланов, точно не знаю. Максимин насчет своего происхождения не распространяется. Хочет, чтобы его считали настоящим римлянином. – Плавт хмыкнул. – С его-то выговором. Хотя сынок его отменно выучен. Не хуже какого-нибудь патриция…
Гонорий еще долго распространялся о своем любимом командире, но Черепанов не слушал. Он размышлял, для чего понадобился здешнему риксу. Будь на месте Черепанова Плавт, рикса еще можно понять: Гонорий – римлянин. За римлянина могут приличный выкуп дать. Или обменять на что-нибудь. Или – на кого-нибудь. Но Геннадий – не римлянин. Он вообще здесь чужой. То есть цена его – это цена здорового крепкого раба мужского пола по рыночному курсу.
– Слышь, Гонорий, сколько сейчас в империи раб стоит?
– Смотря какой: если умелый мастер или там грамматик-ритор – то дорого.
– А если просто крепкий мужчина?