Римские каникулы (сборник) - стр. 20
Мара увидела, что я сникла, и решила, что я завидую. Я тоже хочу быть маркизой Помпадур при Людовике и Марой при Мойдодыре, что почти одно и то же. А я всего лишь Лариса при Вите.
– В тебе знаешь чего нет? – посочувствовала Мара.
– Чего?
Мара стала подбирать слово, но оно одно. Аналога нет.
– Ты очень порядочная, – сформулировала Мара, обойдя это слово.
– Мне так удобнее, – сказала я.
– Тебе так удобнее, потому что ты прячешь за порядочностью отсутствие жизненных инициатив.
– Зато я никому не делаю плохо.
– Ни плохо, ни хорошо. Тебя нет.
Я задохнулась, как будто в меня плеснули холодной водой. Мара приняла мою паузу за точку. Решила, что тема исчерпана. Перешла к следующей. Сообщила как бы между прочим:
– А у меня диссертация почти готова. Скоро защита.
Мой муж шесть лет продирался к диссертации, как через колючую проволоку. А Мара стояла передо мной с золотой рыбкой в ладонях. Могла загадать любое желание.
– Какая тема? – спросила я, пряча под заинтересованность истинные чувства.
– Сексуальное воспитание старшеклассников, – важно сказала Мара.
Я уважительно промолчала. Наверняка в этом вопросе Мара – специалист, и почему бы ей не поделиться с подрастающим поколением.
Мара рассказывала о своей диссертации, о главе «Культура общения» не в сексуальном смысле, а в общечеловеческом. В школе ничему такому не учат. Рассчитывают на семью. Но и семья не учит. Народ поголовно невоспитан.
Мара собрала и обобщила опыт других стран, религий. Она рассказывала очень интересно. Я отвлеклась от разъедающего чувства классового неравенства. От Мары наплывали на меня гипнотические волны. Я, как рыба, шла на ее крючок.
Безо всякого перехода Мара спросила:
– А может, и тебе поменять квартиру? На двухкомнатную. Вас же трое.
Я онемела. Это была моя мечта. Мое пространство. Мое светлое настоящее.
– А можно? – спросила я, робея от одной только надежды.
– Он сейчас в Перу, – сказала Мара о Мойдодыре. – Через неделю вернется, я с ним поговорю.
Итак, червяк был проглочен целиком. Я – на крючке. Мара могла дергать меня за губу в любом направлении. Так она и сделала.
В течение недели Мара несколько раз приезжала ко мне домой. Она хорошо почистила мою библиотеку. Библиотека – сильно сказано, любимые книги у нас с мужем были.
Помимо духовных ценностей, Мара вынесла из дома покой. Муж ненавидел ее, нервничал, замыкался. Мара как будто не замечала и всякий раз бросалась его целовать. Муж цепенел, переживал ее объятия с той же степенью брезгливости, как если бы на него навалился крокодил – скользкий, мерзкий и небезопасный. Он ни на секунду не верил в успех мероприятия, презирал меня за мой конформизм. Я боялась: Мара заметит, и все рухнет. Ей нужен был преданный собачий глаз, а не глаз волка, которого сколько ни корми, он все равно в лес смотрит. Я норовила увести Мару из дома, в лес. Мы жили на краю Москвы, рядом с прекрасным первозданным лесом. Когда-то здесь были дачные места.