Римская сага. Далёкие степи хунну - стр. 45

– Фазира? – тихо спросил он.

– Да, мой малыш, – с искренней нежностью произнесла старуха. Это была его кормилица и служанка. Радостно растянув рот в беззубой улыбке, она подала ему вторую чашку, и Модэ с жадностью стал пить бульон, обжигая губы и тихо ругаясь на горячую жидкость.

– Почему у меня так болит плечо? – с удивлением спросил он и посмотрел на руку. Там были видны следы тонких порезов – три круга соединялись краями, как у раба, который сидел рядом. – Кто это сделал? – недовольно спросил он.

– Твой отец приказал, – тихо ответила женщина.

– Зачем? – спросил он, но его вопрос остался без ответа.

– Ты пей, пей. Но не торопись, у меня ещё много тут, – повторяла ему раз за разом кормилица, снисходительно улыбаясь. Выпив две чашки, молодой хунну откинулся на войлок и посмотрел на Лация.

– Это был ты? – коротко спросил он.

– Да, – кивнул Лаций.

– Моя лошадь погибла?

– Да.

– Но ты мог её вытащить?

– Нет.

– Хм-м… Тогда зачем ты вытащил меня? Зачем? – с искренним непониманием спросил Модэ, для которого жизнь его лошади была так же ценна, как и его собственная.

– Ты хочешь вернуться за ней обратно? – подумав, ответил вопросом на вопрос Лаций, потому что сам не знал, зачем спас сына Тай Сина.

– Нет! – резко мотнул головой молодой хунну. – Ты бил меня по рукам! И тащил за волосы! – он схватился за голову и вскрикнул. – Мне больно! Он дёргал меня за волосы! – крикнул он кормилице, прижимая волосы к голове ладонями. Его рот перекосился от боли, и в глазах вспыхнуло искреннее возмущение. Старуха махнула рукой и отвернулась, как бы говоря, что не хочет его слушать, и когда молодой хунну хотел что-то добавить, шкура на входе резко отлетела в сторону и внутрь вошёл его отец. Тай Сину было достаточно одного взгляда на сына и раба, чтобы всё понять. Лаций тоже заметил, как в глазах старого лули-князя промелькнуло отеческое выражение заботы и радости, но это длилось всего мгновение, но потом его взгляд снова стал жёстким и непроницаемым, как и раньше.

– Я дала им только жидкий навар, – произнесла служанка, увидев во взгляде господина вопрос.

– Хорошо, – кивнул тот и сел на невысокий стул, сделанный из ствола широкого ствола. Сверху он был оббит войлоком и выцветшей тканью. – Ты! – кивнул он Лацию, и тот провёл языком по нёбу, чувствуя, что после бульона хочет пить. Но сейчас надо было выслушать лули-князя. Хунну были непредсказуемыми в своих поступках, и он не раз имел возможность убедиться в их необоснованной жестокости, как, впрочем, и в необузданной щедрости и неограниченной расточительности в моменты радости и побед.