Ричард Длинные Руки – сеньор - стр. 52
Он смотрел на меня в задумчивости и печали. Потом перевел взгляд на спасенную. Она медленно приходила в себя, лицо все еще оставалось бледным, но молодость быстро берет верх, повернулась, окинула взглядом Сигизмунда, снова посмотрела на меня. Я увидел, что вот-вот это будет что-то вроде имплантинга или как его там, когда цыпленок или щенок считает мамой то, что увидит, когда впервые откроет глаза. Когда девушка обнаженная – это эротика, когда голая – уже порнография, но в этой есть то и другое, плюс нечто еще такое, что я тоже готов был разделить мир всего лишь на две категории: вот таких хорошеньких девушек и остальных уродов.
Я поднялся, холодный ветер в мокрой одежде пронизывал насквозь. Дрожь пробрала тело, я задрал голову, смотрел на высокий обрыв. Так уже собралась чертова тьма народу, все жестикулировали, верещали тонкими обезьяньими голосами и подобно бандарлогам суетливо указывали в нашу сторону.
– Надо подниматься наверх, – сказал я. – Но, сэр Сигизмунд, берите женщину на свое седло. Если сейчас же не въедем в город, меня разобьет насморк.
Он сказал с беспокойством:
– Почему я? Спасли вы…
– Я просто вместо тебя нырнул. В твоих бы доспехах… Словом, твоя идея, сам и расхлебывай!
Я свистнул, послышался грохот копыт, конь возник передо мной с горящими глазами и взлохмаченной гривой. Зубы, понятно, оскалены, у него шкура, как я уже понял, плотная, непроницаемая для воздуха, как у собаки, потому приходится раскрывать пасть, чтобы охладиться.
– Умница ты мой, – сказал я нежно и поцеловал в его нежные и мягкие, как протекторы КамАЗа, ноздри. – Я тебя люблю, золотце мое эпоксидное…
Конь жадно подышал мне в ухо, прежний хозяин не баловал его лаской, а ласку все животные любят, вон как спасенная жмется к Сигизмунду…
Я взлетел в седло, по очень крутому подъему поднялся наверх, не думал, что такое вообще возможно, но конь то ли выдвигал из копыт стальные клинья, то ли еще как, но мы поднялись наверх с такой же скоростью, как будто неслись по ровной степи.
Народу собралось не меньше трех десятков, но только человек пять из них крепкие мужики и при оружии, остальные же те, кого называют отцами города.
Они уставились на меня со страхом и возмущением, а я выпрямился в седле и сказал громко:
– Паладин Ричард Длинные Руки!.. Что был за обряд?
Они смотрели на меня так, как будто я показал им звезду шерифа и назвался агентом НКВД. Заговорил крупный дородный мужчина с сильным властным лицом, одетый тепло, несмотря на теплую погоду:
– Ежегодное приношение водяному богу!.. Чтобы река не пересыхала… Но как ты, дерзкий, осмелился…