Ричард Длинные Руки – сеньор - стр. 10

Он проверил крепление перевязи меча за спиной, подергал, отступил.

– Если сам не потеряешь, – сказал он холодно, – ничего не соскочит.

– Спасибо, – ответил я. – Ты просто сама галантность. До чего же эти менестрели брехливые… Сколько ты им платишь?

Он надменно пропустил шпильку мимо ушей, а я подумал с ужасом, что он прав, доспехи святого Георгия могли бы заставить надеть на меня!.. Если епископ считает, что это меня как-то облагородило бы, склонило на их сторону, то жестоко ошибается. Мое поколение выработало иммунитет к любому давлению, будь это наглая реклама, пожелания правительства или комитетов по правам человека. Я бы, напротив, взялся творить все наперекор. На белое говорить черное, на черное – белое, а поступать тоже не так, как мне шептали бы доспехи…

Медленно приблизился Бернард, обнял, отодвинул на вытянутые руки. Крупное, иссеченное ветрами и солнцем лицо выглядело невеселым.

– Кто знает, – проговорил он, – встретимся ли?

– О чем речь? – удивился я. – Только и дело, что туды и сюды! Не успеешь чихнуть…

Он спросил серьезно:

– К Гендельсону зайти не хочешь?

Я умолк на мгновение, подыскивая ответ, сказал с наигранной беспечностью:

– Знаешь, тут не то что не могу видеть его ран… Там придет его жена, а я буду чувствовать себя виноватым.

– Почему?

– Он изранен, останется калекой, а я цел, без царапинки…

Он подумал, качнул лохматой головой.

– Да, такое может быть. Она очень хорошая женщина, но сейчас может быть несправедливой.

– Когда мы уедем, – сказал я, – ты зайди к нему от меня, хорошо? Я, мол, выехал очень срочно, приказ короля, ослушаться не мог, потому не попрощался. Передай ему от меня…

Я сбился, ком в горле, умолк и махнул. Бернард сказал торжественно:

– Ценю твои чувства, сэр Ричард. У тебя слезы на глазах! Что может быть благороднее, когда благородный рыцарь так скорбит о ранах своего боевого товарища?

Сигизмунда провожала целая толпа девушек с их бдительными и бдящими матерями. Он на белом коне, сам белокурый, белый плащ с огромным красным крестом ниспадает с плеч и покрывает даже конский круп, весь светлый, это ему бы пошли доспехи святого Георгия, а у меня все не так, все не то, даже конь мой, я назвал его Черным Вихрем, похожий на вылепленную из черной эпоксидной смолы статую, блестящий, с выступающими тугими мышцами, тонконогий, с гибкой шеей – просто не конь, а что-то иное, звериное. Да и уши торчком по-волчьи, в глазных орбитах полыхает, выплескиваясь, багровое пламя. Вообще-то у любого коня уши по-волчьи, но только при взгляде на моего понимаешь, что это именно по-волчьи, а у остальных – по-конячьи. При взгляде на моего коня многие крестятся, шепчут молитвы. Церковники пробовали кропить его святой водой, но Черный Вихрь не испарился, даже не замечал, что именно на него плещут: простую воду, святую или крутой кипяток.