Ричард Длинные Руки – монарх - стр. 1

Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля, а теперь еще и граф, мой верный соратник, продолжал всматриваться в страшный багровый кружок в небе холодно и вполне бесстрастно, а я с тяжестью в груди окидывал взглядом простор долины, страшась поднять голову.

Красные и оранжевые шатры на свежей зелени смотрятся ярко и празднично, рыцарские доспехи бодро блестят на солнце, это наш лагерь, мои люди, все привычно и надежно. Дружина отважного барона давно растворилась в нашем войске, а он с первых же дней, как только его привел ко мне на помощь в трудный час Митчелл, остался, и с того дня и доныне могу опереться, и опираюсь.

Ему самому с его острым и постоянно работающим умом было тесно в том мирке, а со мной простор, размах и авантюры, что все масштабнее и грандиознее.

– Судя по размерам, – произнес он, – ему к нам еще далеко.

– М-да, – пробормотал я. – Смотря как лететь.

Он промолчал, я тоже не стал объяснять, что если это вот стремительно примчалось из глубин космоса, то яркая звездочка блеснула бы в небе, в доли секунды разрослась бы, и вот уже нечто огромное опускается в десятке шагов на землю. Такое невозможно представить себе в этом неторопливом веке, а я такое не смогу объяснить, потому лучше державно помалкивать.

Он зябко передернул плечами.

– Отвратительно. Как я понимаю, эту напасть приостановил небесный свод, которым Господь прикрыл землю? Но эта тварь, судя по ее настойчивости, все же продолбит дыру и ворвется к нам? И будет сеять смерть и разрушит наш мир…

Мелькнула дикая мысль, что слова Альбрехта как раз все и объясняют. Разве что не хрустальный купол повышенной прочности защищает наш мир, а тонкая грань из некого субстрата другой или альтернативной вселенной, параллельной или как не назови. И тогда понять легче, так как расстояния и время в этих случаях значения не имеют.

Возможно, в самом деле Маркус продавливается через наше пространство, как через тонкий лист, это для нас триллионы световых лет, а там, возможно, половинка этой чудовищной конструкции еще на взлетной площадке, а половину уже видим здесь.

Но тогда сталкиваемся с чем-то вообще невообразимым. И тем более непонятно, зачем невообразимому земные рабы? Никогда не мог понять, когда рисуют чудовищных жуков или осьминогов, что тащат наших роскошных блондинок на алтарь изнасилования.

– Если опустится в другом месте, – сказал я, – мы обречены. Но если заинтересуется маяком… у нас есть шанс.

Он сказал трезво:

– Только не сегодня. Мы не готовы.

– Будем драться с тем, – отрезал я, – что есть. Я тоже рассчитываю, что этот ужас будет продавливаться через… небесную твердь еще хотя бы несколько дней. А лучше – недель.

Он перекрестился, на лице то вспыхивала, то гасла надежда.

– А он в самом деле опустится?

– Граф?

– Или просто появится, – договорил он. – Вот его не было, а потом вдруг есть?

– Знаете, граф, – сказал я, – теперь уже и я не уверен, каким способом окажется здесь. Что, конечно, не отменяет.

– Не отменяет, – согласился он. – Только больше неожиданностей. Говорят, вы их любите?

– Типун вам на язык, граф!.. Разве не видно, что просто обожаю?

Он кивнул в сторону быстро шагающего в нашу сторону барона Дарабоса.

– Вот у кого нужно спрашивать…

Норберт Дарабос, глава конной разведки и всей легкой кавалерии, как всегда с чисто выбритым до синевы подбородком, воинственно приподнятыми кончиками усов, приближается быстрыми деловыми шагами, высокий, худой и поджарый, продубленный ветрами и морозами.

– Ваше Величество, – произнес он еще издали, – в сторону нашего лагеря двигается группа всадников из Мезины!