Ричард Длинные Руки – герцог - стр. 48
– Хорошо, – процедил герцог сквозь зубы, – да увидят все, что мои решения справедливы!..
– Сэр Фонтане, – сказал я громко, – предстаньте перед судом! В смысле, вот здесь, между нами и герцогом.
Не оглядываясь, я чувствовал, как в рядах моих рыцарей пошло шевеление. Мимо меня проехал и остановил коня между нами на равном расстоянии Фонтане, подчеркнуто спокойный, прямой, на лице уже нет веселья, но нет и страха.
– У нас идиотом может назвать каждый, – объяснил я, – а вот преступником – только суд! Мы здесь остановились затем, чтобы выслушать ваши…
– Признания, – сказал герцог.
– Объяснения, – уточнил я. – А лучше, показания. Решение, принятое нами с герцогом, будет окончательное и не подлежащее никакой апелляции.
Фонтане поинтересовался:
– Что такое апелляция?
– Апелляция, – объяснил я, – когда просите один суд проявить неуважение к другому суду. Но мы с герцогом преисполнены уважения как друг к другу, так и к другим благородным лордам королевства, так что, вы понимаете прекрасно, если не дадите нам ясных и понятных объяснений, что там у вас случилось, виселицы на этот раз не избежать. И апеллировать будет не к кому.
Герцог уловил раздражение в моем голосе, улыбка чуть-чуть проступила на его худом лице и тут же пропала. Его военачальник почему-то старается не смотреть на Фонтане, как и тот не смотрит на герцожью правую руку.
За моей спиной граф Гатер сказал тихохонько барону Уроншиду:
– Видите, сэр Гедвиг, как надо? По-культурному. Что не так – сразу в суд! А у нас сразу в морду.
– Дикие у нас места, – ответил барон печально. – Ничего, наш сэр Ричард уже продвигает культуру в рыцарские массы.
Фонтане выпрямился в седле, все насторожились, он вздохнул и ответил дерзко:
– Вообще-то мне сказать нечего.
Герцог произнес обрекающим голосом:
– Признаешь ли ты, что соблазнил мою дочь?
Все замерли в ожидании ответа. Фонтане подумал, бросил взгляд исподлобья, тяжело вздохнул.
– Увы.
– Что «увы»? – потребовал герцог люто.
– Ваша дочь слишком… красива. Я не устоял.
– Соблазнил? – повторил герцог с нажимом.
Фонтане прямо посмотрел ему в глаза.
– Зачем такое слово? А если это любовь?
Герцог вскипел так, что, если бы его не ухватили за руки, ринулся бы с мечом на этого ухмыляющегося наглеца.
– Любовь? Какая может быть любовь к такому ничтожеству?
Фонтане ответил дерзко:
– Любовь не знает меры, границ, сословий. Перед любовью, как перед Господом, все равны.
Герцог, кипя гневом, повернулся ко мне.
– Теперь вы видите?
Я поинтересовался:
– А откуда стало известно, что он соблазнил? Может быть, это только слухи? Сплетни?