Ричард Длинные Руки - стр. 44

Зной доводил до исступления, но я, дитя все-таки более стойкого века, нашел спасительную лазейку в собственной гордости. Не гордыне, а гордости: не поддамся слабости, буду делать и поступать так, как надлежит человеку третьего тысячелетия… который если сам не истязал себя в лагерях по выживанию, то хотя бы видел это в фильмах, а это уже что-то: тем ребятам приходилось намного хуже, чем здешним рыцарям.

Я заметил, что Бернард дважды украдкой оглядывался, делая вид, что озирает окрестности, однажды поймал внимательный взгляд Рудольфа. Не знаю, что обо мне думают и думают ли вообще, но я не выпаду на их глазах из седла, буду делать «как надо», а не «как хочется», что свойственно простым людям здешнего мира и всему человечеству в моем.

Волы тащат повозку тяжело, с натугой. От усталости хвосты едва подергиваются, нет сил шлепать обнаглевших слепней. Все заметно устали, даже принцесса не показывается из повозки.

Только Ланзерот все такой же ровный, надменный, с холодным бесстрастным лицом и отвратительно выдвинутой нижней челюстью. Я подумал ревниво, что рыцарь всегда помнит, что он один из самых знатнейших, его имя знают, на него смотрят, с него берут пример. Что простительно простолюдину или даже сойдет простому рыцарю, для него, Ланзерота, это тяжелый удар по чести и достоинству. Так что ему нельзя расслабляться, балдеть, оттягиваться. Вообще-то жуткая жизнь… если не предположить совсем уж дикое, что ему как раз и нравится вот это напряжение, что в этом и есть для него самый кайф, в этом его личный балдеж и расслабление…

Но я слежу за ним украдкой и вижу, что Ланзерот просто не показывает виду, что его тревожит, подобно Бернарду, эта зеленая равнина, эта высокая сочная трава, эти редкие рощи могучих деревьев. Издали вся долина ровная, как обеденный стол, но на самом деле в изобилии заросших травой и кустарником старых оврагов и балок. Там можно спрятать целое войско. Не заметишь, пока твой конь не наступит на пальцы затаившемуся воину.

Впереди трава чуть колыхнулась, рука Ланзерота дернулась к арбалету. Прекрасная высокая трава, сочная и зеленая, хороший корм для коней, но и прекрасное укрытие для лазутчика.

Ланзерот внезапно обернулся, вскинул руку. Я обратил внимание, что рыцарь сжал кулак. Бернард тут же начал слезать с коня. Понятно, наш блистательный рыцарь подал знак взять коней под уздцы, даже мне ясно.

– Здесь должна быть деревня, – сказал Бернард хмуро. – Подумать только, всего лишь три года я проезжал здесь по улице, полной народу…

Я огляделся. Да, здесь когда-то жили, вон камни очагов, но жесткая трава уже пробилась даже из трещин утоптанных тропинок, на месте бывших огородов бурно разрастаются колючие кусты, а там, где был сад, жестоко вырубленный неизвестной силой, яблоньки и груши поднимаются уже дикие. Плоды будут мелкие и горькие…