Режиссёр сказал: одевайся теплее, тут холодно - стр. 29
А потом я познакомилась со змейкой. Нашла ее на берегу. Небольшая такая, тонкая. Я ее держала за хвост, пропускала через пальцы. В это время на берегу вкапывали турникеты для олимпийских чемпионов. Один рабочий проходил мимо и как даст по змейке лопатой. Голова осталась в одной стороне, а змейка в другой. И говорит: «Ты что, дура? Это гадюка! Ядовитая! Это же смерть! В прошлом году на базе девчонка в траву полезла, там гадюка цапнула, еле откачали». А я с ней полдня возилась, в воду запускала… Хотела взять с собой жить. Поила бы молоком.
Каждое утро на базе начиналось одинаково. Я втыкала наушники и шла на съемочную площадку. Не хотелось ни спать, ни есть. Меня поднимало неимоверное состояние бодрости. Мимо проносились олимпийцы на роликовых лыжах. На стадионе у них была надпись «Ванкувер 2010». И каждый раз, глядя очередной жилистой заднице вслед, я думала, что ей так бежать еще три года. Еще три года ей просыпаться в половине седьмого утра и бегать по этому лесу. Три года режима, а потом Ванкувер-2010 и двадцать девятое место в общем зачете. Или семнадцатое. Три года до места номер семнадцать. В тот момент сразу нестерпимо хотелось курить. Я вытаскивала сигарету и шла по стадиону, где спортсмены разминались под Ванкувером. Жилистые задницы кричали вслед моей мягкой: «Задымление на трассе!»
Когда можно было не работать, я брала подушку и покрывало, находила подходящий пышный куст под сосной и валялась часами. Широко растопыривала пальцы ног, обхватывала колени руками, рассматривала корешки, щурила глаза, каталась с боку на бок, тянулась и сворачивалась в калач, нюхала воздух, слушала звуки. Пожалуй, так хорошо мне не было давно. В такие моменты нравилось, что никто в целом мире не знает, где я. Я знала, где все, но никто не знал, где я.
Так хотелось не всегда. До этого был такой период, когда я клала в постель ноутбук. Вечером от работы он нагревался, накрывала его рукой, и казалось, что рядом есть кто-то теплый. Очень важно, чтобы рядом было теплое. Человеку можно многое простить за то, что он теплый. Мне важно было что-нибудь держать в руке. Краешек пододеяльника, угол тумбочки, штору, провод от лампы – не важно. Я должна была за что-то держаться, чтобы не провалиться. Ехала к подружке и писала смс: «Сажусь в метро», «Вышла и жду маршрутку». Надо было, чтобы кто-то знал, где я, что я сейчас есть и я конкретно сижу в автобусе. И он меня везет мимо синего дома. Если вдруг что-то случится, то потом нашли бы по смскам.
Постепенно на спортивной базе стали появляться поклонники. Самый, пожалуй, запоминающийся жил в бане. Наверное, сторожил ее. Или топил. В общем, я не знала этого человека совсем, но когда проходила мимо ночью, то он всегда включал свет, чтобы мне было светло подниматься по лестнице на базу. Баня стояла на берегу озера. И когда можно было не спать, я выползала на мостки, которые уходили почти на середину водоема. В августе на земле случается звездопад. И вот как раз в августе я валялась на мостках часами. Когда возвращалась обратно в домик, то невидимый человек всегда включал свет на бане. Я улыбалась и кивала ему головой. Мол, спасибо. Наверное, это был какой-то очень уставший дядечка. Он пил чай и был одинок. Мы с ним подружились, хотя так ни разу и не общались. Такое бывает. Иногда дружишь с тетечкой, у которой покупаешь газеты. Ты не знаешь, как ее зовут, да и она не представляет, как тебя. Это и не важно. Просто каждое утро перед входом в метро ты покупаешь у нее одну и ту же газету. Вы друг к другу привыкаете. Однажды, когда у тебя не хватит пяти рублей, она скажет: «Да ладно, завтра занесете…» Потом, когда она будет стоять с насморком, ты спросишь: «Болеете? Знаете, моя мама недавно быстро вылечилась…» и станешь вспоминать препарат, но не вспомнишь и начнешь звонить маме. А потом однажды не увидишь ее на привычном месте и, может быть, не заволнуешься сильно, но про себя отметишь… А потом она появится опять и вдруг сама скажет: «Была в отпуске, потом перебросили на другую точку…»