Резьба по живому - стр. 31
Кафе «Канаста» на Боннингтон-роуд по-прежнему на месте, хотя и пришло в еще большее запустение с тех пор, как Франко последний раз был в городе. Они находят свободную кабинку и садятся, им подают традиционный кофе с молоком, мерзкий на вкус, но в то же время странно успокаивающий. Франко спрашивает сына:
– Чё там за история с Шоном?
Майкл начинает говорить – неохотно и осторожно, скупо и лаконично, будто с легавым. Франко не узнает почти ничего нового. Майкл говорит о Шоне общими фразами, не уточняя, были они близки или нет. Может, закадычные друзья, а может, как Франко с Джо. Судя по той скудной инфе, которую Фрэнк собрал, в биографиях обоих сыновей сюрпризов мало. Видимо, Шон был склонен к перепадам настроения: то становился душой компании, то впадал в обреченную хандру, как Джун, а наркота все это выравнивала и потому подходила ему идеально. Ну а Майклу, наоборот, досталась от Франко мрачная агрессивность. Трудно сказать, чье наследство хуже. Один был искорежен, а потом раздавлен жизнью и не оказал никакого сопротивления улицам, пропитанным героином и алкоголем. Второй пытается прогнуть мир под себя, но тот все равно его сломает. Франко расстроен: он отчасти надеялся, что его собственный пример «из грязи в относительные князи», возможно, как-то вдохновит сыновей. Теперь он понимает, как наивно и нереалистично это было с его стороны.
Майкл не спускает с него испытующего взгляда, словно требуя более личных признаний, а не тех трюизмов, какие готов предложить отец. Франко этот взгляд как будто знаком, однако он толком не понимает откуда – но явно не по зеркалу для бритья. Этот взгляд, какова бы ни была его генеалогия, напрягает. Поэтому Фрэнк Бегби расправляет плечи и делает глубокий вдох:
– Знаешь, я никогда не менял ему подгузники. И тебе тоже. Ни разу в жизни. Оставлял тебя по уши в говне, пока не приходила твоя маманя. Где-то здесь у меня есть еще парочка спиногрызов… Я их не знаю, почти не знал их матерей.
Майкл все так же пристально его изучает.
– Зато моих девочек, моих славных калифорнийских девочек, – говорит Франко почти с тоской, – я переодевал не задумываясь. Я всегда считал, что хотел пацанов. «Если родится девчонка, засунь ее взад», – говорил я. Но теперь я изменился. Мне нравятся девочки и не нравятся парни.
– Рад за тебя…
– Нахуй парней, – затыкает его Франко. – Уж вас-то я никогда не хотел. Ваабще!
Наконец-то его сын моргает. Вынимает из пачки сигарету. Женщина за стойкой как будто собирается что-то сказать, но вместо этого отворачивается.
Рот Франко растягивается в довольной улыбке.