Резьба по живому - стр. 11

Я всегда ждал этих пятничных вечеров, хоть и было в них что-то стремное. Дедуля Джок растягивал пивко, которое редко допивал до конца, и прихлебывал виски. Всего один стакан. Он смотрел на двух своих сыновей, как они бухают, развалившись на стульях, пердят и горланят, и даже пацаном я чувствовал, как он закипает от досады. Думаю, это нас и объединяло.

Маманя терпеть не могла и его, и троицу его кентов. Называла их бандюками. Тогда, в конце семидесятых, они были из последних, кто вкалывал на загибавшихся доках. Все они, кроме Джонни, работали там с самой войны и скоро должны были выйти на пенсию. Трое старших имели бронь по профессии и в боевых действиях не участвовали. Меня всегда прикалывало, что говнюки, которых все считали крутыми, прикрывались своей работой, лишь бы не пиздиться с нациками. Но на самом деле это было ради личной выгоды.

Помню, мать однажды мне сказала:

– Они забирали все, что предназначалось для рабочих. Воровали за-ради себя. Военная надбавка – она ж для всех была, а не только для этих ворюг.

Это было малехо лицемерно. Я смотрел на барахло у нас дома и сравнивал с домами босяков. У нас было все, пока старый не пробухал. И понятно, откуда оно взялось. Я ни разу не слышал, чтоб маманя собиралась это вернуть.

Но она пыталась оградить меня от дедули Джока и его кентов. Мне было тринадцать, и я учился в первом классе, когда они ко мне присмотрелись. На моего брата Джо, на четырнадцать месяцев старше, им было поебать, и это хорошо. Это придавало мне весу.

Тогда еще мало что придавало.

Я никак не мог научиться читать в начальной школе, и в средней меня определили в класс для даунов. Буквы и слова на странице ничего не значили – они были просто смазанным шифром, который не получалось взломать. Прошло много лет, и мне поставили диагноз – дислексия. Но тогда учителя и дети-зазнайки смеялись над моей тормознутостью и тупостью. Меня просто мутило от бешенства. Я сидел за партой и напряженно сопел, чуть не вырубаясь от злости. Потом я узнал, как остановить этот смех, – надо просто выпустить гнев наружу, превратить смех в кровь и слезы.

Поэтому было приятно, что тебя ценят дедуля Джок и его друганы – эти самоуверенные ушлые мужики, которых люди, по ходу, боялись и уважали. Только вот Джонни Твида я никак не мог прочухать. По возрасту он был ближе к бате, и я всегда думал, что ему надо корешиться с ним, а не с дедом. Как ясно по кликухе, Красавчик Джонни был смазливым чуваком с большими белыми зубами и короткими темными волосами, похожими на банную щетку. От него пахло крепким средством после бритья, куревом и спиртным – как и от всех мужиков в детстве, но Джонни всегда был как-то поароматнее.