Революция - стр. 13

Вместо ожидаемого вопроса, все ли во мне цело, этот невысокий мужчина в темном пиджаке и белой рубашке, с черными вьющимися волосами над высоким лбом, отвел руку назад и вверх и дал мне вот так, с размаху, кулачком по челюсти. Удар был несильным, но царапнул по щеке его перстень. Я задохнулся от неожиданности. А этот отошел к своему искореженному сокровищу и повернулся спиной. И разом вспомнилась во всех подробностях странная гонка. И захотелось крикнуть: «Что вы, вашу мать, творили?» Но выяснять отношения, наполовину высунувшись из окна автомобиля ВАЗ-2105, – самое глупое, что можно делать. Тем временем из «паджеро» сзади вышел крупный мужчина в костюме и темной рубашке, похожий на борца сумо, прожившего в России десять лет и ассимилировавшегося. Деловитой походкой он подошел ко мне, кивнул в сторону ударившего меня и сказал, представляя:

– Петр Викентьевич.

Сумоист вытянулся перед ним.

Судя по всему, ожидалось, что я, торча из окна, как застрявший в кроличьей норе Винни Пух, отрекомендуюсь и заведу с Петром Викентьевичем светскую беседу о преимуществах современных японских и английских машин перед морально устаревшими детищами отечественного автопрома. Но я вместо этого продолжал копошиться, молотя ногами по салону, стараясь вытолкнуть себя из разгромленного старика. Надо еще учитывать, что над немой сценой неслось лирическое: «Как часто вижу я сон, мой удивительный сон, в котором осень мне танцует вальс-бостон».

Помолчав спиной ко мне, Петр Викентьевич поднял голову на сумоиста и сказал ему кратко:

– Пятьдесят тысяч.

– Вы уверены? – спросил тот игриво. – Как бы не продешевить!

– Пятьдесят тысяч, – повторил тот и, не оборачиваясь ко мне, быстрой походкой пошел вперед, к переулку, и повернул, и скрылся из виду, оставив после себя имя и отчество, которые я запомнил на всю жизнь.

Стоило хозяину удалиться, с лица сумоиста исчезло игривое выражение. Ко мне он подошел уже вполне-таки с усталым видом. Я снова ожидал вопроса, нет ли переломов, но вместо этого он взял меня за шкирку. Не так, как берет котенка мама-кошка, но так, как берет лев ягненка, которого уже придушил и теперь несет сожрать – посередке спины, за пиджак и рубашку. Перехватив меня, будто там, под одеждой, во мне была ручка для переноски, он одним сильным движением вырвал из салона и, не подумав отпускать, понес – вот так прямо, за спину, понес к джипу. Кровь прилила к голове, я заверещал, я завозмущался, а сам вытянул руки и ноги перед собой и тянулся к земле, думая вырваться или хотя бы оттолкнуться от асфальта, если меня на него просто уронят. Но хватка сумоиста была крепка, он не собирался ни отпускать меня, ни ронять на землю. Распахнув двери джипа, он закинул меня на заднее сиденье, и я реально пролетел по дуге в воздухе – пролетел, как щенок, уже захлебываясь от возмущения, уже выкрикивая слово «милиция», как будто милиция в этом городе в таких ситуациях могла хоть как-то помочь. Он обошел расплющивший задницу моему «Розенбауму» джип, ничуть не пострадавший, разве что оцарапавший лебедку, завелся и сделал погромче музыку, в которой я узнал какую-то знакомую электронику (Prodigy?). Затем резко сдал назад, так что приподнятая задница моего «Розенбаума» с грохотом обрушилась на землю. Я побоялся, что от удара его разломит напополам. А может, и разломило.