Революция муравьев - стр. 10
Ее неудачи в учебе совпали с одним событием: ушел из жизни ее учитель пения, тугой на ухо, деспотичный старик, отличавшийся весьма оригинальными методами обучения вокальному искусству. Звали его Янкелевич. Он верил, что у Жюли есть дар и ей необходимо его развивать. Он научил ее правильно дышать животом, легкими и диафрагмой, а также надлежащим образом держать шею и плечи. Потому как все это влияло на качество пения.
В его руках она иной раз ощущала себя волынкой, которую с неизменным упорством пытался настроить волынщик. Зато теперь она умела приводить в гармонию сердцебиение и дыхание.
Не меньше внимания Янкелевич уделял и работе над мимикой. Он научил ее менять форму лица и рта, доводя таким образом весь инструмент ее тела до полного совершенства.
Ученица и учитель удивительным образом дополняли друг друга. Даже будучи глухим, даже наблюдая только за мимикой ее рта и прикладывая руку к ее животу, убеленный сединой учитель мог оценить качество звуков, которые извлекала из себя девушка. Вибрации ее голоса он чувствовал нутром.
– Я тугоухий? Ну и что с того! Бетховен тоже был глухой, но это не мешало ему сочинять волшебную музыку, – говаривал он.
Он поведал Жюли тайну певческого искусства – сказал, что оно обладает силой, выходящей за пределы простого создания дивных слуховых образов. Он научил ее владеть своими чувствами, доводя их до самого предела, – научил забывать страхи только с помощью собственного голоса. Он приучил ее слушать пение птиц, потому что они тоже должны были участвовать в процессе ее обучения.
Когда Жюли начинала петь, из ее утробы вырывался фонтан энергии, подобный буйно расцветающему дереву, отчего порой она приходила в состояние исступленного восторга.
Учитель не мог смириться с глухотой. Он неизменно следил за последними достижениями в медицине, позволявшими ее излечивать. И вот однажды один молодой, но искусный хирург сумел вживить ему под черепную коробку электронный слуховой аппарат, благодаря которому он напрочь забыл о своем недуге.
С той поры старый учитель пения слышал окружающие звуки такими, какими они были на самом деле. Настоящие звуки. Настоящую музыку. Янкелевич слышал человеческие голоса и музыкальные хит-парады по радио. Слышал автомобильные гудки и собачий лай, шелест дождя и журчание ручьев, стук шагов и скрип дверей. Слышал чихания и смех, вздохи и рыдания. Слышал голоса телевизоров, не умолкавших в городе ни днем, ни ночью.
Однако в день исцеления, самый, казалось бы, счастливый день в своей жизни, он пережил горькое разочарование. Старый учитель вдруг понял, что настоящие звуки совсем не похожи на то, как он их себе представлял. Все сливалось в беспорядочный шум – сплошную какофонию; все ревело и кричало так, что было невыносимо слушать. Мир вокруг был полон не музыки, а нестройных звуков. Такого разочарования старик пережить не мог. И придумал, как свести счеты с жизнью сообразно со своими идеалами. Он взобрался на колокольню собора Парижской Богоматери. Сунул голову под колокол. И ровно в полдень, после того как тот пробил двенадцать раз, испустил дух, сраженный наповал величественным и на редкость гармоничным колокольным звоном.