Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса - стр. 20

Сейчас основные положения концепции «номадизма» приобрели в отечественной этнологической науке характер устоявшегося, фундаментального и даже (отчасти) самоочевидного знания. Но в момент создания эта теория носила прорывной характер, а идеи Маркова отличали экстраординарная новизна и интеллектуальная дерзость. Это был основательно верифицированный фактами и блестяще аргументированный вызов господствующим научно-идеологическим конструктам вроде «кочевого феодализма».

Г. Е. Марков. Кочевники Азии. М.: Наука, 1976

Г л а в а VI

НЕКОТОРЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ КОЧЕВНИЧЕСТВА

(с. 278–313)

Возникновение кочевничества как особой, самостоятельной формы деятельности, при которой средства к существованию добывались главным образом в процессе экстенсивного скотоводства, представляло собой крупный этап в разделении труда и имело значительные социально-экономические, политические и культурные последствия.

Изучение генезиса кочевничества – важная историческая проблема, не разрешенная и по сей день. Те ограниченные данные, которыми располагает наука, все-таки позволяют сделать вывод, что становление экстенсивного кочевого скотоводства было сложным процессом, обусловленным социально-экономическим и политическим развитием как племен «горно-степной бронзы», так и их оседлых соседей. Вместе с тем некоторые особенности этого развития в сочетании с данными естественных наук позволяют предполагать, что возникновение кочевничества на рубеже эпох бронзы и раннего железа было связано также с определенными изменениями в природной среде некоторых горно-степных областей Азии. Эти изменения как следствие хозяйственной деятельности человека, геоморфологических и климатических колебаний оказали неблагоприятное воздействие на развитие примитивного мотыжного земледелия части племен «горно-степной бронзы». Равновесие элементов традиционного комплексного хозяйства было нарушено, и последнее перестало удовлетворять потребности населения. Возникла необходимость в новых дополнительных средствах к существованию, а для этого необходим был переход к новым формам хозяйства. В специфических условиях пустынных степей и предгорий выход в то время был только в дальнейшем развитии экстенсивного скотоводства – кочевничества или миграциях. И то и другое приводило к усилению подвижности населения.

Эта гипотеза может быть обоснована и несколько иначе. Прежде всего следует учитывать, что комплексное хозяйство горно-степных племен существовало очень долго, а в некоторых областях, например в Восточном Прикаспии, – даже больше двух тысяч лет и имело по сравнению с поздним кочевничеством зачастую более развитую материально-техническую базу. Однако убедительные данные о том, что комплексное хозяйство меньше удовлетворяло потребности людей, чем экстенсивное скотоводство, подверженное многочисленным превратностям кочевой жизни, отсутствуют. Должны были быть особые причины для того, чтобы забросить традиционное налаженное хозяйство, теплые жилища и могилы предков и отправиться странствовать. Необходимо подчеркнуть, что там, где сохранялись постоянные источники водоснабжения, а следовательно, возможность достаточно широко заниматься мотыжным земледелием, комплексное традиционнее хозяйство не исчезло и не обнаружило тенденции к превращению в кочевническое. Мотыжное земледелие или сохранялось до позднего средневековья, или развивалось в плужное земледелие.