Ревность 2 - стр. 46
— Что ты хочешь услышать? Тебе напомнить причину развода? — я взмолилась про себя, чтобы мой голос не дрожал и не выдал пошлых мыслей. А темнота вокруг стала казаться величайшей удачей. После моих слов, вместо того чтобы отступить, Гера, наоборот, прижался теснее и провёл носом по щеке до уха:
— Мм, пахнешь, как и раньше, Ми-ра.
Мне пришлось упереться в его грудь ладонями, пытаясь отвоевать для себя больше свободного пространства. Иначе для меня эта близость грозила обернуться катастрофой. Прошло не так много времени после развода, чтобы я успела позабыть его тело, что умели вытворять его руки и на какую нежность порою были способны губы.
— Гера, перестань. Что ты делаешь? Мы же в разводе. — Мои отрывистые фразы прерываемые шумным сбившемся дыханием его не впечатлили. Он успешно делал вид, что ничего не слышал, и с упоением посасывал мочку моего уха, а после заскользил поцелуями вниз по шее.
— И как тебе Загороднев в постели, нравится?
Я невольно ахнула от уничижительного вопроса или от последующего ощутимого укуса за тонкую кожу шеи:
— Ты совсем ополоумел спрашивать о таком, — резко толкнула его в грудь. Я была уверена, что он даже не почувствовал моего трепыхания, но Гера всё же отстранился, пытаясь заглянуть в мои глаза. Что он собирался разглядеть, когда света уличных фонарей из маленького окна едва хватало, чтобы проследить очертания силуэтов? — Тебя, между прочим, дожидается барышня. Испереживалась небось бедняжка о пропаже кавалера, — язвила намеренно, чтобы удержать внутренние щиты.
Я не могла допустить, чтобы он пробрался в мои мысли, коснулся души. Слишком больно… Но позволить ему это — хотелось стократ сильнее. Ответа я не дождалась, потому что в следующее мгновение мои губы были подло атакованы. Гера не ведал жалости, он будто заново клеймил меня своими губами, терзая нежную плоть, больно покусывая и влажно облизывая следом.
— Кто тебя лучше удовлетворял, Мира, он или я? — выдох в губы и новая атака. Теперь мой язык застрял в алчном плену без права на помилование. Мне бы оказать достойное сопротивление, но: «Я свободная, разведённая женщина, изголодавшаяся по мужской ласке. Его ласке». Так я оправдывала себя, пока позволяла проделывать с собой невообразимые вещи. В соседнем помещении за накрытым столом меня дожидался мужчина, который относился ко мне со всем положенным уважением. И хоть я не давала повода надеяться на большее, тем не менее с моей стороны некрасиво прийти с одним, а целоваться в подсобке с другим.
«Некрасиво? — вопил здравый смысл, — это отвратительно!»