Ревность 2 - стр. 3
— Давай поживём у меня, я только «за».
— Вот если бы отпуск дали, — Маринка мечтательно зажмурилась, — я бы с удовольствием. А то придётся везти не только чемодан с одеждой, но и чемодан косметики и всяких женских штучек.
— Предположим, моих запасов вполне достаточно, чтобы удовлетворить нас обеих. Раз уж мы с тобой вывезли из особняка все мои вещи, — возразила, ибо нечаянно предложенная подругой идея нравилась мне всё больше.
— Вот зря ты от драгоценностей отказалась. Очень зря, Мира. Хотя бы в качестве компенсации могла оставить себе. Да к тому же мало ли что. На тот же чёрный день.
— Ты заставила меня забрать шубу.
— Описаться и не жить, подруга! Ты откуда свалилась? Зато ты оставила ему три других, которые он теперь передарит своим любовницам. Не думаешь о себе, могла бы вспомнить обо мне. Я, между прочим, от подарка не отказалась бы.
— Ни за что не поверю, что ты оденешь что-то подаренное Подольским, — засмеялась над театральным сребролюбием Маринки. Она могла дурить кого угодно, но я слишком давно её знала и, как она верно заметила, мы многое пережили вместе. Поэтому обе с лёгкостью читали между строк.
— Вот же гад, я и не подумала. Ты права. Значит следовало их забрать, сложить в чемодан и припрятать в дальний угол, на приданое бы сгодились, — неугомонная Марина никогда не сдавалась и не отступала просто так. Признавать поражение — черта характера, которую она тщательно обходила стороной.
— Их моль съест до того, как они на что-то сгодятся, — я уже открыто хохотала над её безумными идеями, — всё, завязывай. Я, между прочим, получила более чем солидные отступные, на которые даже не рассчитывала, так что мне грех жаловаться.
— Жаловаться на четырёхкомнатную квартиру в центре города с ремонтом и мебелью? Я бы тебя сама прибила, если бы ты начала ныть и стенать.
— Как ты говоришь, что мне там положена? Компенсация за физический и моральный ущерб, кажется.
— Слушай, Подольский — конченый мерзавец. Если бы он вдобавок заразился эпидемическим скупердяйством и додумался деньги зажать, то я даже не знаю кем бы он тогда назывался…
— Пьём чай и ложимся спать, меркантильная моя, — улыбнулась, включая электрический чайник.
— И вовсе не меркантильная. Просто я справедливая, — Маринка не могла не возразить и не вставить последнее слово, отстаивая личную позицию. Но несмотря ни на что, благодаря исключительно её неиссякаемому оптимизму, вере в светлое будущее для нас обеих, её словесным подзатыльникам, которые держали меня в несгибаемом тонусе, я храбрилась. Я пыталась жить. Я пыталась научиться думать не о нём.