Реверс - стр. 41
Ни один номер не отвечал. Фаина Никандровна сокрушенно качала пышной укладкой. Задержание лица, находящегося в розыске, пошло бы в её актив жирным плюсом.
– Пятница. После обеда все на учёбе в ленинской комнате, – объяснил молчание милицейских телефонов Миха.
Сотруднице старой формации не нужно было переводить, что ленкомната – это актовый зал. Сама просиживала там часами, пока паспортная служба входила в состав МОБ[63]. Но капитан внутренней службы привыкла верить только материальным благам. Знала, что слова – пустое сотрясение воздуха.
С десятой попытки Фаина Никандровна дозвонилась на мобильник начальнице дознания. Та была в курсе всех дел, подтвердила, что Семёркина розыск Маштакова прекратила и должна была направить необходимые бумаги через канцелярию в ПВС.
– Я в понедельник лично перепроверю, отдала ли она постановление! Вообще-то, Олеся у меня девочка добросовестная, обманывает только в крайних случаях, – словесный фонтан рванул из динамика так оглушительно, что инспектриса, тряхнув подбородками, поспешила отвести трубку от уха.
Миха сидел с индифферентным выражением лица.
В следующую минуту обнаружились новые проблемы.
– Документы я у вас, так и быть, приму, – милостиво объявила Фаина Никандровна. – Но! Есть решение федерального судьи Глазова о признании вас безвестно отсутствующим. Сами понимаете – его надо отменить.
Мне принесёте заверенную копию решения. Чем скорей, тем лучше. И ещё. С регистрационного учёта вы сняты в связи с продажей жилья собственником. Поэтому паспорт получите без штампа о прописке.
– Спасибо.
– На здоровье. Скажите там, чтобы следующий заходил.
10
21 мая 2004 года. Пятница.
15.15–16.00
В тамбуре ПВС на стене висел допотопный телефон-автомат советских времён. Монетоприёмник у него наличествовал, но работал таксофон бесплатно. После набора каждой цифры диск приходилось возвращать пальцем в исходное положение.
Номер на удивление легко всплыл в памяти.
– С-слушаю вас, – сквозь монотонный гул с запинкой откликнулся голос старшего убойщика Сутулова.
Говорить с ним не хотелось, но Маштаков сделал над собой усилие.
– Добрый день. Будьте любезны, Рязанцева.
Против ожиданий Сутулов, знаменитый своей дотошностью, не стал выспрашивать, кто звонит.
– А-андрей, т-тебя! – гаркнул.
И пока Рязанцев подходил, чтобы вхолостую не греть трубку, хохотнул развязно:
– С-с п-приехаловом, М-михал Николаич!
Сутулов являл собой редкий пример заики, которого дефект речи не сделал интровертом. Напротив, в общении его отличала коммуникабельность.
Маштаков почесал засвербевший кончик носа.