Ренегат - стр. 61
На почтовой станции, пока меняли лошадей, мы с Хорхе смолотили несколько ломтей хлеба с половиной круга копченой колбасы и выпили по кружке глинтвейна.
– Куда это они, магистр? – удивился слуга, заметив босоногих странников в ветхих и грязных дерюгах.
Те растянулись по дороге длинной вереницей, каждый держался за плечо впереди идущего, во главе процессии шагал поводырь.
– Здесь неподалеку святое место, – ответил я, провожая взглядом паломников. – Я заплатил кучеру, он остановится там на четверть часа.
– Чистая растрата! – проворчал Хорхе.
Я лишь усмехнулся и не стал напоминать, что за проезд двух почтовых миль до Стожьена мы не заплатили ни пфеннига, а оплату постоялого двора милостиво взял на себя барон аус Барген. Оставались еще и монеты, позаимствованные из кошеля чернокнижника. В сумму, отпущенную на дорогу, мы укладывались с изрядным запасом, и я не видел оснований для скопидомства.
– Ваша милость! – окликнул меня кучер. – Выезжаем!
После почтовой станции поля окончательно остались позади, потянулись поросшие лесом пригорки. Свежие лошади споро тянули карету, мы забирались все выше и выше. Затем дорога пошла под уклон, вдоль нее запрыгал по осклизлым камням быстрый ручей. На окраине какого-то селения охранник прямо на ходу принял опечатанный мешок с корреспонденцией, а немного дальше мы свернули с торного пути на просеку. Удивительно, но трясло в лесу даже меньше.
Разъехаться со встречной повозкой здесь не было никакой возможности, поэтому кучер беспрестанно гудел в рожок, предупреждая о нашем приближении. Пешие путники поспешно сворачивали на обочины, несколько раз попадались загнанные на вырубки телеги. Однажды путь уступила карета с забрызганными грязью гербами на дверцах. Святое место привлекало отнюдь не только голытьбу.
Когда мы остановились у выложенной камнями чаши, в которую падала срывавшаяся с отвесной скалы струйка воды, кучер развернулся на козлах и предупредил:
– Четверть часа, ваша милость. Если задержитесь, покроете нам штраф за опоздание.
– Не задержусь, – ответил я и в обход толпившихся у чаши паломников направился прямиком к вырубленным в скале ступеням.
Тут же рядом оказался невзрачный человечек в коричневой хламиде, отдаленно напоминавшей монашеское одеяние.
– Добрый человек, – ухватил он меня за рукав, – только великая нужда заставляет расстаться с величайшей ценностью – углем из костра, на котором язычники сожгли святого Дитфрида!
На грязной ладони, которую он сунул мне под нос, лежал уголек с ноготь большого пальца величиной.
– Святого сожгли семьсот лет назад, – напомнил я.