Религии мира. Руководство для непредвзятых - стр. 18

Но все это (как вы можете уместно возразить) является личным опытом Махарши. Существует ли публичное доказательство, что это не было всего лишь своего рода сном наяву или уходом или принятием желательного за действительное? Сильно ли он внешне отличался от обычных людей? Например, болел ли он когда-либо, была ли ему безразлична боль, мог ли он творить чудеса?

Вокруг него действительно происходили странные вещи, но он настаивал, что они были случайными и что не следует на них обращать внимания, что «сверхъестественные силы» никогда не следует взращивать или использовать для приобретения власти над людьми. В любом случае видение, чем на самом деле является человек, приводит к видению, каким на самом деле является его мир, а это всегда значит «творить чудеса» в довольно необычном и новом смысле. И разве эти чудеса становятся менее чудесными из-за того, что они естественны? (6) Что же касается болезни и боли, Рамана Махарши, как и другие индийские мудрецы (особенно его почти современники Рамакришна и Нисаргадатта), умер от рака. Для всех них боль была данностью, но, по всей видимости, они ей не противостояли. Она только играла роль, как любой другой опыт, указателя на сущностную свободу и непривязанность Переживающего. (7)

На самом деле такие мудрецы, как Рамана Махарши, были заинтересованы не в том, чтобы отличаться от других людей или улучшить человеческую природу, но в видении, что наша истинная природа – не человеческая. Возможно, видение того, Кем мы являемся, приводит к практической выгоде, но она для каждого провидца разная и в любом случае не имеет значения.

В отличие от большинства других приверженцев веры индуистский провидец уделяет мало внимания всяческим чудесам, ведь они относятся к миру внешней видимости, скрывающему его подлинную – внутреннюю – Реальность, являющуюся единственной сферой его интереса. Если настойчиво спрашивать у индуиста, что же конкретно он подразумевает под словом «Реальность» и почему мир внутри Реален, а внешний мир относительно нереален или иллюзорен, он мог бы ответить следующим образом: «Я, или Чистое Сознание, – очевидный Источник всех внешних вещей, и все эти вещи, очевидно, лишь видимость – разноцветные поверхности, запахи, вкусы, звуки, удовольствия, боли, – которые постоянно меняются, лишены сущности, или собственной независимой реальности, и мгновенно исчезли бы, не будь Ума, который их осознает. Они – развлечение, продукт игры Ума, элементы необычайно длинного и хорошо выстроенного сна. Иными словами, они – Майя. Все является Майей, или иллюзией, если рассматривается как отдельное и самостоятельное; вместе с тем все реальное, если рассматривается как неотделимое от Единой Реальности, которая создает все это. Итак, по сути нет разницы между „реальными“ серыми крысами, которых человек видит, когда трезв, и „воображаемыми“ розовыми крысами, которых он видит, когда пьян: и то и другое – Майя, реальные как создания Ума и нереальные как вещи в себе. И наша задача в жизни – осознавать Майю как Майю там, вовне, и ее Источник как Источник здесь, внутри, и никогда их не путать».