Реки текут к морю. Книга II. Каждой – свое - стр. 27
», – она засыпала и еще слышала, что кто-то громко разговаривает в коридоре, кто-то смеется, где-то рухнуло что-то тяжелое, и где-то, может быть, уже в ее сне протренькала гитара.
Грохот.
Что это может так грохотать среди ночи?
Это стучат в дверь! В картонную общежитскую дверь. Со всей силы стучат. Кулаками. И еще орут: «Открывай!»
Эля подскочила. Мама рядом. Тоже не спит. В комнате призрачно-светло. Серо за окном.
Ночь? Утро?
В дверь продолжают стучать.
– Что это? – Эля шепчет, словно боится, что ее услышат.
– Наверное, дверью ошиблись. Пьяные… – мать тоже говорит тихо.
Тоже боится?
Эля натягивает одеяло до самого носа, прячется.
– Что делать, мама?
– Постучат и уйдут. Не будем отвечать. Пусть думают, что здесь никого нет.
Стучать перестали. За дверью громкие голоса. Мужские. Но что говорят, не разобрать. Смех. Шаги. Вроде ушли.
Мать смотрит на часы: шесть утра. Они успокаиваются. Можно еще поспать.
Но только Эля закрыла глаза, заново угнездилась в этой металлической провисшей авоське, как за дверью опять загорланили мужские голоса, что-то заскребло в дверь, и блямс, вставной челюстью лязгнул отжатый замок, и дверь распахнулась, грохнув о выставленный угол кровати.
Натянутое до ушей одеяло, две пары испуганных глаз.
– Ой!
– Японский городовой! Мы думали, тут никого… Извините…
В комнату валились трое парней в заляпанных краской рубахах и спортивках. У одного на голове газетная шапка.
– Мы, это… Ремонт типа… А, вы чего не отвечали? Мы ж стучали…
Мама очнулась первой:
– А ну выметайтесь отсюда живо!
– Да выметаемся, выметаемся, чего орать-то… Сказали б сразу, что тут занято…
Пожав плечами, парни ушли. Было слышно, как они ржут в коридоре. Это они над ними, над ней, над Элей смеются. Эле стало жутко неловко. Правда, чего они молчали? Надо было сразу заорать: «Пошли вон!» И парни бы ушли. А они под одеялом затихарились. Глупо-то как!
Мать вылезла из кровати, прошлепала, засунув ноги в расстегнутые босоножки, к двери:
– Замок сломали… Теперь не закроешь…
– А что делать? – Эля чувствовала себя кисло.
Такой был день! Самый важный день в ее жизни. И такой конфуз. Называется: «А поутру они проснулись…» Ей казалось, что все теперь будут над ней смеяться. Спряталась под одеялом! – Ха-ха-ха, детский сад. Девочка, беги к маме! Кто такие «все», она не задумывалась. Наверно, это она переняла от матери: что скажут, как посмотрят. Ей самой не нравилась такая зависимость от чужого глаза, но избавиться от нее она не могла.
– Не знаю. Может кроватью припереть? Тогда не открыть будет снаружи. Наверно…
Они стали толкать тяжелую койку к двери. Но она не хотела вставать вдоль, мешал шкаф, пришлось придвинуть ее наискосок, припереть дверь одной стороной спинки. Но только они выстроили свою баррикаду, в дверь опять застучали. На этот раз тихонько. И донесся женский голос: «Извините. Откройте, пожалуйста. Я из студсовета…»