Реки текут к морю. Книга I. Курс лечения несчастной любви - стр. 15
– Вот и прекрасно! Значит, не выбросим, а продадим.
Но дочь не позволила. Произошла некоторая перетасовка мебели в квартире. «Старье» переселилось в комнату Лизиных родителей. Прадедушкин шкаф остался на своем месте в прихожей, а сервант – на своем, впритык к Лизиному диванчику. На помойку отправились выношенные до дыр кресла-кровати, на которых в детстве спали двойняшки Эля и Ленуся. А бабушка стала счастливой обладательницей небольшой гомельдревской стенки, середину которой занял новый телевизор. Прибавилось ли от этого «воздуха», Лиза затруднялась сказать, все-таки пять человек в двухкомнатной квартире оставляли для него не особо много пространства.
И вот теперь обе дверцы серванта были распахнуты, и оттуда выгребалось и тут же перебиралось все подряд: коробки с забытыми намертво вещами, пакеты с бумажками, баночки с чем-то брякающим внутри и другие сокровища. Лиза не могла это пропустить и присоединилась к ползающей по полу троице.
– Ой, моя коллекция монеток, – Эля открыла металлическую… Что это? Баночка? Пудреница? Или сюда пуховку совать? Или в старину волосы вычесанные дамы собирали на шиньон, может для этого?
– Не, ты лучше сюда посмотри, – Ленуся открыла старый альбом с фотографиями. – Элька, мы с тобой в первом классе! Да смотри ты, училка наша Маргарита Николаевна, девчонки, а вон, – ее палец накрыл какого-то мальчишку в последнем ряду, – Юрка.
– Где? Да! Смешной какой. Лиза, глянь, это папа.
Они совали альбом друг другу в руки, листали, тыкали пальцами в знакомые лица. Лиза никогда не видела его раньше. А может видела, но не помнила.
– А это что такое? – отвлекшись от старых фотографий, Лиза потащила из недр сокровищницы что-то плоское, завернутое в пожелтевшую газету.
Зацепила за что-то, и газета с готовностью разъехалась, рассыпалась яичной скорлупой, выпуская наружу непонятную деревяшку. Доску? Фанерку?
Что это?
Лиза вертела деревяшку в руках. Это была доска, небольшая, как лист А-4, толщиной сантиметра три, с одной стороны на ней был какой-то рисунок. Очень темный, замызганный. Здесь, на полу, в темнеющей комнате, никто не догадался включить свет, почти ничего не разберешь. Другая сторона доски была замазана зеленой краской того противного оттенка, какой создает выросшая втихаря на забытой горбушке плесень. Замазана щедро, так, что зеленые потеки заляпали и лицевую сторону. Лицевую сторону иконы. Это точно была икона. Вернее, ее часть. С правой стороны от нее был отрублен кусок. Видимо, топором.
– Это материна, – бабушка мельком глянула, что там у Лизы в руках, – странная штука. Мать ее всю жизнь хранила, прятала. Чего там прятать-то. Старье, хлам. Наверное, еще из Тотьмы привезла.