Рекенштейны - стр. 16

Было начало июня; погода стояла прекрасная, душно-жаркая. Но к вечеру небо заволокло тучами, и разразилась сильная гроза.

– Как это некстати, – сказал граф, глядя, как деревья гнулись от ветра и ливень наводнял аллеи. – Этот непрошеный дождь повредил цветы, и Габриела увидит их совсем погибшими. Надеюсь, что это не дурное предзнаменование, – присовокупил он, и лицо его мгновенно омрачилось.

Уложив спать Танкреда, Веренфельс ушел к себе в комнату и сел у окна. Небо было беззвездно и черно, дождь не переставал лить, и гром все еще гремел в отдалении. Какое-то беспокойство, какая-то неопределенная тоска охватили его душу. Ему казалось, что настал конец его спокойной жизни и скромным надеждам, которые подал ему Рекенштейн; что с завтрашнего дня начнется нечто новое и тяжелое – томительная борьба между слабой, капризной матерью и его строгостью, которую он считал своим долгом.

Печальный и расстроенный он лег в постель, но страшный сон преследовал его всю ночь. Ему снилось, что какая-то посторонняя сила, против его воли, с ошеломляющей быстротой влекла его к сероватому облаку; но по мере его приближения это облако обращалось в готический замок с почерневшими стенами, увенчанными зубчатыми башнями и башенками с резными балконами. Окна, одни с остроконечными сводами, другие с широкими рамами, перемешивались на стене фасада. Главный подъезд, мрачный, украшенный гербом, вел внутрь крепости. К своему удивлению, Готфрид узнал в этом призрачном здании замок Арнобург.

Вдруг черная туча вырвалась, кружась, из одной башни и охватила его удушливым дымом. Стараясь выбиться из него, он увидел женщину, которая, протянув руки, загораживала ему путь. Она мелькала перед ним в длинной белой одежде, ее черные, распущенные волосы, как покрывало, окружали ее. У нее было лицо Танкреда; ее глаза, синие, как васильки, но сверкающие и резкие, как клинок из стали, казалось, пронизывали его.

Готфрид хотел отступить, но соблазнительное и страшное существо настигло его, прильнуло к нему и, как змея обвив его шею, сжимало ее, подобно железным тискам. Напрасно он вырывался, со стесненным сердцем трепеща от любви и ненависти. Призрак увлекал его и топтал кого-то ногами, слышались чьи-то мучительные стоны. Веренфельс в ужасе повернул голову и заметил распростертых на земле графа и Жизель, лишенных чувств, с печатью смерти на лицах. Несколько далее Арно, с взволнованным видом и раной в груди, растворялся в пространстве. Обезумев, выйдя из себя, Готфрид отчаянным усилием вырвался из этих объятий, гибких, но цепких, как объятия гада.