Реинкарнация. Роман - стр. 48
Столь высокую нагрузку выдержали не все, и уже в первом семестре ряды нашего факультета поредели.
Трех слушателей отчислили за неуспеваемость, а один впал в депрессию и загремел в Кащенко*, откуда не вернулся.
На этот счет в Школе существовало железное правило. Завалил экзамен – отчислят, взяв подписку о неразглашении. И, как говорят, «гуляй Вася». Авторитет высоких пап не помогал. Коррупции в «системе» тогда еще не было.
А потому мы грызли гранит наук вдвойне. Как завещал великий Ленин.
Поскольку в свое первое обучение я жил в общежитии на Хавской, а после лет двадцать обретался на съемных квартирах и плавбазах с гостиницами, в этот раз снял однокомнатную квартиру. Благо средства на то имелись.
Она располагалась в районе станции метро «Динамо» в кирпичной высотке неподалеку от военной академии имени Жуковского и обошлась мне в пятьдесят рублей в месяц, за которые сейчас даже пачку приличных сигарет не купишь.
Хозяйка квартиры – старушка «божий одуванчик», жившая в Подмосковье с детьми, поставила единственное условие: не водить туда женский пол. Что я лукаво обещал, зная обратное.
Умственных и физических затрат организма на изучение спецдисциплин, общественных наук и юриспруденции у Волобуева было намного меньше, чем у обычных слушателей. Что позволило в полной мере отдаться изучению языков, приоритетным из которых стал китайский.
Ко времени описываемых событий то, что я ляпнул Творцу, у меня конкретизировалось предельно четко.
После бегства в Китай, а точнее его провинцию Тибет, я планировал объявиться ламой, предрекая будущее «сильным мира сего», а заодно странам и континентам. По принципу «воровать так миллион, е… так королеву». Тут было несоизмеримо больше.
Но, вновь изучая наследие классиков марксизма, а в его числе работу Ильича «Головокружение от успехов», Волобуев не предавался эйфории.
Не ограничивая себя курсом, который нам читали бывшие военные и гражданские переводчики, долгое время обретавшие в Поднебесной, в том числе по линии КГБ, я использовал возможности библиотеки ВКШ, бывшей, наверное, одной из лучших в Союзе.
Помимо шедевров мировой классики и документалистики, там имелись дореволюционные издания в первоисточниках, немало художественных раритетов, а также изъятой «конторой» запрещенной эмигрантской и диссидентской литературы. Тех же Набокова, Буковского и Солженицына, последний из которых едва не стал пророком в родном отечестве.
В целях более глубокого знания чуждой нам идеологии, книги диссидентов разрешалось читать со второго курса, по спецдопуску.