Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография - стр. 6

Авторы статей в нашем издании обращаются как к реальным, так и к сконструированным признакам регионов Российской империи на обширном материале: здесь и внутренняя политика созванной при Екатерине II Уложенной комиссии, и национальный траур после смерти Александра I, и региональные аспекты юридической и административной реформы Александра II; связь между региональным и биографическим, индустриализация в пределах одного региона, споры о национальной истории, имперской принадлежности и, наконец, о «желтой опасности». Временной диапазон статей – от 1760‐х до 1910‐х годов, а из регионов в тексте представлены как Центральная Россия («внутренняя Россия», по словам Николая I – «сердце России»[11]), так и многочисленные окраины империи – Северо-Западный край, Кавказ, Область войска Донского, Оренбургский край и российский Дальний Восток.

Во всех работах ощущается влияние центростремительной версии российской истории. Этот мощный нарратив и его основные элементы определяют взгляд большинства историков на прошлое страны еще со времен карамзинской «Истории Государства Российского». Да и не только историков: без его влияния представления об истории всех российских интеллектуалов были бы совсем иными. Например, популярный писатель Б. Акунин не так давно с уверенностью заявил: «Россия – это прежде всего государство»[12]. За этим высказыванием стоит хорошо знакомая идея: государство – главное действующее лицо российской истории. Центр – императоры, Политбюро, партия, правительство – определяет жизнь народов либо благотворно, либо разрушительно, и в этом состоит вся российская история. Как писал В. Маяковский, «начинается земля, как известно, от Кремля»[13]. В таком нарративе регионы, конечно, имеют некоторое значение, добавляя в общую картину разнообразия и колорита, но основной их функцией становится лишь детализация общей проблематики. Такой подход характерен для любого историописания, в центре которого стоит единая нация[14]. В статье Владислава Боярченкова о спорах между историками-государственниками и регионалистами в середине XIX века показано, как работает этот стереотип.

Авторы статей нашего сборника не согласны с этим подходом, но не идеален и регионалистский подход, который наделяет регион собственной ценностью, нередко преувеличенной. Если историки, уделяющие основное внимание центру и нации, склонны игнорировать взгляд из регионов, то регионалисты не готовы преодолеть установленные ими самими узкие рамки и интерпретировать историю своей территории исходя из более широких аналитических парадигм; они также часто предлагают контрнарратив версии, принятой в центре. В этом смысле региональная история часто бывает зажата между краеведением, с одной стороны, и романтическим антицентризмом – с другой. Отметим: эти крайности не однозначны. Краеведение, например, может быть выражением естественной гордости за свой регион, но центр может использовать его как инструмент насаждения государственного патриотизма