Речной бог - стр. 87
Она встала на колени перед царем и трижды коснулась лбом пола подиума. Затем перед лицом всех жрецов и своего двора фараон совершил невероятный поступок. Он наклонился и, взяв Лостру за руку, поднял на ноги и посадил рядом с собой. Это было нарушением церемониала, и история не знала такого прецедента. Я увидел, как министры обменялись изумленными взглядами.
А затем случилось такое, чего даже они не могли предполагать – они просто не заметили этого. Когда я был еще очень молод, на половине мальчиков жил старый глухой раб. Он подружился со мной и научил читать по губам людей их речи, не довольствуясь только звуками, которые покидают уста. Это оказалось очень удачным приобретением. С его помощью я мог следить за разговором, происходившим в дальнем конце переполненного зала, где играли музыканты, а сотни людей смеялись и кричали что-то друг другу.
И вот я собственными глазами увидел, как фараон мягко сказал госпоже Лостре:
– Даже при дневном свете вы не менее божественны, чем богиня Исида в свете факелов.
Его слова ударили меня, как кулак в солнечное сплетение. «Неужели я ослеп? – отчаянно ругал я себя. – Неужели я стал настолько глуп?» Даже слабоумный мог бы предвидеть, в каком направлении мое легкомысленное вмешательство направит судьбу, кости которой были брошены вчера вечером.
Мой веселый совет царю по поводу матери его будущего ребенка наверняка привлек его внимание к госпоже Лостре. Казалось, будто какое-то злое наваждение специально заставило меня описать ему Лостру в качестве матери его первого сына. Да, разумеется, именно она самая красивая девственница страны, и ее нужно взять в жены не позже чем через год после ее первых месячных. Я описал ее точно, а потом дал ей главную роль в мистерии и показал царю в самом выгодном свете.
Когда я внезапно осознал, что должно было произойти по моей вине, меня словно ударили чем-то тяжелым по голове. Казалось, я намеренно подстроил все это. Более того, теперь я уже ничего не мог исправить. Я стоял под яркими лучами солнца. Ужас и раскаяние сковали меня, лишив дара речи.
Вспотевшие жрецы столкнули наконец ковчег с палубы и потащили его через ворота, толпа придворных направилась вслед за ними, и меня волей-неволей понесло вместе с ней, словно лист, попавший в струю реки. Прежде чем мне удалось прийти в себя, я очутился во внутреннем дворике погребального храма. Мне пришлось проталкиваться через толпу, чтобы догнать ковчег, пока он не оказался у главного входа в царскую усыпальницу.
Одни жрецы толкали ковчег вперед, другие поднимали освободившиеся катки и бежали с ними вперед, чтобы подложить их под чудовищный золотой экипаж. Когда ковчег достиг участка двора, который еще не был выложен каменными плитами, произошла задержка. Пока жрецы разбрасывали солому, чтобы смягчить движение ковчега по неровной земле, я быстро проскользнул вдоль ряда каменных львов и по свободному пространству побежал вперед. Один из жрецов попытался загородить мне дорогу, но я одарил его таким взглядом, под которым даже каменный лев задрожал бы, и выплюнул ему в лицо одно слово из тех, что редко услышишь в храмах. Он поспешно отступил в сторону и дал мне пройти.