Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи (сборник) - стр. 31

Будем говорить откровенно. Вы не любите религии – это было исходной точкой нашей беседы; но ведя против нее честную войну, которая все же стоит вам некоторых усилий, вы, однако, не захотите утверждать, что боретесь с призраком, подобным тому, над которым мы теперь бьемся. Она должна же быть чем-то самобытным, что может своеобразно развиваться в сердце людей, чем-то мыслимым, сущность чего поддается самостоятельному определению, так чтобы о ней можно было бы говорить и спорить; и я нахожу весьма неправильным, что вы, создав совершенно несостоятельное механическое соединение из столь разнородных вещей, как познание и поведение, называете его религией и так много и бесцельно хлопочете над ним. Вы будете отрицать, что лукавили в этом вопросе; вы потребуете, чтобы я развернул все документы религии – так как я ведь уже отверг системы, комментарии и апологии, – начиная с прекрасных поэтических творений греков вплоть до священных писаний христиан; разве не везде в них находятся указания на природу богов и их волю, и не везде ли признаются святыми и блаженными те, кто познают первую и выполняют последнюю? Но ведь именно это я имел в виду, когда говорил вам, что религия никогда не проявляется в чистом виде, но что ее внешний образ определяется, сверх того, еще чем-то внешним, и что нашей задачей является именно извлечь отсюда ее сущность, а не прямолинейно и целиком принять ее внешнюю форму за внутреннее содержание, как это вы, по-видимому, делаете. Ведь и телесный мир не дает вам в чистом виде ни одного своего первичного элемента в качестве добровольного создания природы – если только и здесь, как это случилось с вами в интеллектуальной сфере, вы не примете за простое начало весьма грубые вещи; напротив, открытие такого первичного элемента есть лишь бесконечная цель аналитического искусства. Так и в духовной области первичное не может быть достигнуто только, если вы осуществите в себе как бы второе искусственное его творение, да и то лишь на то мгновение, когда вы его осуществляете. Я прошу вас, уразумейте самих себя в этом отношении, и все будет вам напоминать об этом. Что же касается документов и автографов религии, то их близость к вашим наукам о бытии и действовании или о природе и духе есть не только их неизбежная судьба, так как они могут заимствовать свой язык лишь из этих областей, но есть для них и существенная необходимость, неотделимая от самой их цели: чтобы проложить себе путь и подготовить сознание к восприятию своего более высокого предмета, они должны примыкать к более или менее научным мыслям об этих предметах. Ведь то, что представляется первым и последним в каком-либо произведении, не всегда есть его глубочайшее содержание. Если бы вы только умели читать между строк! Все священные писания подобны тем скромным книгам, которые не так давно были в ходу в нашем скромном отечестве и которые под бедным заглавием обсуждали важнейшие вопросы, и, обещая лишь отдельные разъяснения, пытались проникнуть в глубочайшие глубины. Так и священные писания, правда, примыкают к метафизическим и моральным понятиям – если они не дают непосредственного поэтического подъема, что вам обыкновенно менее всего нравится – и по виду почти исчерпывают свою задачу в этом кругу; но мы требуем от вас, чтобы вы проникли сквозь эту видимость и позади нее познали их истинные намерения. Так и природа производит благородные металлы в виде руды, в соединении с низшими субстанциями, но ваш разум умеет все же открывать и воссоздавать их в их прекрасном блеске. Священные писания предназначались не для одних только зрелых людей веры, но и преимущественно для детей веры, для вновь посвященных, для тех, кто стоят у порога и ждут приглашения. Как же могли они избегнуть того приема, которым я именно теперь пользуюсь в отношении вас? Они должны были исходить из данного и искать в нем средств к более сильному напряжению и повышенному настроению души, когда и новое сознание, которое они хотели пробудить, может быть вызвано из темных недр. И разве в способе отношения к этим понятиям, в пластической деятельности, хотя часто в области бедного и неблагородного языка, вы не узнаете стремления прорваться из низшей сферы в высшую? Такая передача мыслей, вы сами это видите, не могла быть иной, чем поэтической или риторической; а что же ближе последнему, чем диалектическое? Не оно ли издавна употреблялось удачнее всего, чтобы открыть высшую природу как познания, так и внутреннего чувства? Но, конечно, эта цель не достигается, если кто не идет дальше внешнего одеяния. И так как дело зашло так далеко, что в священных писаниях ищут преимущественно метафизики и морали и оценивают их по результатам этих поисков, то мне казалось своевременным подойти к вопросу с другого конца и начать с резкой противоположности, в которой наша вера стоит к вашей морали и метафизике, и наше благочестие – к тому, что вы обычно называете нравственностью. Вот к чему я стремился и от чего отвлекся в сторону, чтобы сперва осветить господствующее среди вас представление. Теперь это выполнено, и я возвращаюсь назад.