Ребенок зеркала - стр. 9

Если я интересуюсь образом тела, который все мы и каждый из нас несет в себе в любой момент существования, будь то пробуждение, покой, активность или сон, то это потому, что скрытые образы, которые у взрослых выявляются в речевом общении, у детей выражаются непосредственно, в рисунках или лепке. Эти вполне определенные, ясно выраженные образы оказались столь ценными, что позволили мне, в свою очередь, помогать взрослым в их анализе. Один из примеров я получила, изучая рисунки детей, страдающих неврозом или соматическим заболеванием. Однажды одна из коллег приносит двадцать рисунков детей, госпитализированных в отделение сердечной хирургии. Мы смотрим рисунки и буквально потрясены, все присутствующие, важностью представлений растительного мира, тончайшим изображением ветвей деревьев. А ведь все госпитализированные дети не были ограничены в тематическом выборе, не находились под влиянием друг друга. Конечно, графические формы, пейзажи, фигуры, получеловеческие и полурастительные, – все это выглядело у разных детей по-разному. Среди рисунков был один, представлявший раздутое тело человека, красного цвета, полностью занимавшее страницу, совершенно непохожий на остальные. И я обратилась к коллеге с вопросом: «Мне бы очень хотелось знать, чем болеет этот ребенок, его рисунок не такой, как все; вы видите?» Она согласилась: «О, да, вы правы. Давайте посмотрим». Спустя восемь дней она вернулась и сказала: «Это потрясающе, вы знаете, ребенок, который нарисовал тот рисунок, был доставлен в больницу по «скорой помощи» из-за водянки яичка; но в хирургии не оказалось места, и его решили устроить в помещении сердечной хирургии». Этот опыт показывает значение различий образа детей с сердечной патологией и образа, порожденного ребенком, имевшим поражение на уровне жизненных сил – яичек, которые в восемь лет представляют неисчерпаемый источник влечения, позыв, побуждающий искать удовольствие.

Приведу другой, более хрестоматийный пример младенца, очень рано разделенного с матерью, которая вынуждена была его покинуть из-за непредвиденных обстоятельств. Младенец не может ни сосать, ни есть и явно страдает от голода. Люди, заботящиеся об этом ребенке, пришли ко мне на консультацию после встречи с врачом, который, признавшись в своей неспособности решить проблему, направил их ко мне. Мы не знали, как найти выход. Тогда я подумала о важности обонятельного образа, который, по-моему, предшествует оральному, и предложила частное решение: «Положите ребенку белье матери, обязательно находившееся в контакте с ее телом, дайте ему соску, обернутую в это белье». После этого они позвонили, чтобы сказать, что, на удивление, содержимое соски было тотчас проглочено. Этот опыт представленности матери через кусочки материи, способной динамически воздействовать на поглощающую способность пищеварительного аппарата, получил подтверждение в случае ребенка более старшего возраста, мать которого уехала на два месяца, но на этот раз ребенок имел няню. Няня не заменяла мать полностью, поскольку мать всегда присутствовала при кормлении. Отсутствия матери никогда не превышали одного дня по своей длительности, но когда они стали слишком частыми, ребенок впал в состояние полной апатии и абулии. Случай не мой, с ними имел дело очень решительный врач, который прочел в одной из моих статей описание только что приведенного случая. Доктор подумал, что такого ребенка в состоянии аутизма и отсутствия желаний на оральном уровне можно попробовать завернуть в куски материи, чтобы это было материнское белье, и ждать возможного восстановления. Надо сказать, это имело поразительный результат. Малышка буквально вцепилась в предложенное белье и завернулась в него всем телом. Она закрылась трусиками и комбинациями матери, засунула их под свою одежду, ближе к телу и оставалась так в течение нескольких часов, окруженная всеми этими материнскими тканями. Через несколько часов она освободилась от белья, положила его на пол, чертя пальцем на разбросанном на полу белье круги, воспроизводя некие эстетические образы, такие, например, как улитка. Она развлекалась, играя с кусками ткани, напевая и смеясь. Когда пришло время обеда, ребенок вновь завернулся в белье, прежде чем сесть за стол. Речь идет о девочке двух с половиной лет, обоняние уже не было задействовано, поскольку белье было чистым, но эффект представления материнского тела, его материального присутствия был решающим. Можно сказать, что образ отсутствующей матери буквально опустошил ребенка от всех желаний, связанных с сохранением собственного тела, и что эти ткани, опосредующие контакт кожи девочки с кожей матери, дали новый толчок ее желанию жить.