Реальность чуда. Записки целителя - стр. 56

Каждый шаг Ленхобоева контролировали. Кого он лечить должен, а кого – нет, в Москве и Улан-Удэ решали партийные клерки. Я однажды спросил Ленхобоева, почему при колоссальных возможностях тибетской медицины он не спас Жукова и Малиновского.

– Очень поздно вызывали, – ответил Галдан Ленхобоевич. – Врачи тянули с приглашением до последней минуты. Когда меня вызвали к Жукову первый раз, я ему помог. Он подарил мне визитную карточку с домашними и дачными телефонами: «Звони, – сказал, – если будет нужно». А второй раз я прилетел, когда уже ничего нельзя было сделать. То же с Малиновским.

Хочу напоследок рассказать одну дикую историю. Она приключилась в Улан-Удэ, на квартире Ленхобоева, у меня на глазах. Средь бела дня из обкома прибежал заведующий отделом науки. Это был невежественный болтун. Когда я прилетел в Улан-Удэ и официально представился ему (таков был тогдашний порядок), он заявил: «Вы приехали писать о Ленхобоеве? Вы бы лучше позвонили. Я бы вам отсоветовал. Это недоучка. Это шарлатан. Я сам у него пробовал лечиться – стало только хуже».

Вечером мы сидели за столом. Ленхобоев устроил прием в мою честь. Собралось много народу. Внезапно я услышал знакомый голос:

– Где мой дорогой Галдан? Где мой золотой друг, который еще не знает, что у меня закончились его порошки? – и в комнату влетел завотделом науки.

Когда этот партдеятель увидел меня за праздничным столом, он стал бледнее бумаги.

И вот завотделом прибежал к Ленхобоеву снова.

– Галдан, дорогой! Из Москвы, из Союза композиторов, пришла телеграмма к нашим композиторам. Тяжело болеет, сейчас скажу, кто: Шос-та-ко-вич. Герой Труда. Они просят, чтобы ты его полечил.

– Хорошо. Пусть едет.

– Как едет? Мы уже ответили, что ты не можешь его принять: ты очень занят…

Здесь уже я не выдержал:

– Почему вы не разрешаете Шостаковичу приехать? Это великий композитор. Он нуждается в помощи.

Завотделом, не стесняясь, поманил меня рукой в коридор и громко зашептал: «Вдруг он здесь умрет от порошков Галдана? Кто будет отвечать? Ведь Герой Труда».

… – Чем болен этот музыкант? – устало спросил меня Ленхобоев, когда обкомовский посыльный ушел.

– Я недавно видел Дмитрия Дмитриевича Шостаковича на концерте в Консерватории. Он с трудом вышел на сцену. Руки и ноги его почти не гнулись. Он был скован. Не сумел даже поклониться. Вы смогли бы ему помочь?

– Наверное, смог бы. Но кого мне лечить, – теперь решают они. – Движением головы Ленхобоев показал в сторону ушедшего гонца.

Шостакович вскоре умер. Я часто потом думал: кто больше виноват в этой смерти: врачи, которые исцелить его