Разъяснение воскресных и праздничных Евангельских чтений - стр. 7
Евангелист Иоанн, с точностью и подробностями бывшего на месте свидетеля описывая обстановку встречи Господа Иисуса Христа с Самарянкой, упоминает и о последующем двухдневном общении Господа с жителями Сихара (4, 40). Принимая во внимание застарелую иудео-самарянскую вражду, уже самый факт этого общения для правоверных Иудеев должен был быть более чем предосудителен и соблазнителен. Главным основанием иудейской ненависти и брезгливости к своим соседям была расовая и религиозная нечистота Самарян. Во времена Вавилонского пленения «царь Ассирийский поселил в городах Самарийских вместо сынов Израилевых» (4 Цар. 17, 24) поселенцев из различных мест и племен своей империи. Вернувшиеся из изгнания Иудеи, сохранившие свою религиозную независимость, конечно отказались от всякого общения с ними. Осевшие в Самарии и смешавшиеся с остатками местного населения переселенцы восприняли частично религию Израиля, засорив ее своими языческими привношениями. Жители Сихемо-Сихарской области были особенно ненавистны Иудеям, так как они дерзнули, во времена Ездры (по инициативе беглого Иерусалимского священника Манассеса), построить на горе Горазим храм для соперничества с единым святилищем Истинного Бога. Храм этот был в 129 году, при общем разгроме Самарии Гирканом I, разрушен, но культ на горе продолжал совершаться. Самаряне, как племя нечистой крови и веры, как сектанты, для ортодоксальных Иудеев были хуже любых гоев. Не говорили ли равви: «вода Самарян более нечиста, чем кровь свиньи». Кто, после этого, из благочестивых Иудеев мог бы попросить воды у Самарянки. Еретики Самаряне признавали 5 книг Моисея (впрочем, искажая и исправляя их), отвергая все последующее иудейское предание (в том числе и пророков). Некоторые из древних христианских аллергористов хотели видеть в пяти мужьях «Самарянки» пять племенных богов из Ассирии, а в шестом, незаконном муже, – Моисеев Закон. (В другой версии: пять мужей – Пятикнижие; шестой – невозвещенное еще Евангелие). Потому Самаряне и «ненавидимы бяху Евреями, зане исполу иудействоваху, и не ядяху с ними, мерзостны я непщующе» (синаксарий в неделю Самаряныни). Отсюда понятен расчет главарей иудейства, когда они клевещут на Господа Иисуса Христа, говоря: «Ты Самарянин и бес в Тебе» (Ин. 8, 48)… Законопослушный Иудей разве мог бы обратиться открыто со словами к женщине, да еще к нечестивой Самарянке. Разговор с ней – первое, но не последнее, нарушение Господом Иисусом Христом традиций… Можно только коснуться, и только некоторых из мыслей этой беседы, изобилующей «живой водой». Темы ее переходят одна в другую, и, сливаясь вместе, уходят в бесконечную глубину откровений о духоносной воде, о Мессии, о Боге Духе и истинном поклонении Ему. Самарянка не понимает, о какой воде говорит ей попросивший у нее же пить Иудей. Она просит открыть «секрет» получения ее, не особенно веря в возможность этого. Упрекать ли ее за то, что она не понимает и не принимает сразу «спасения, предлагаемого Богом» – вечной жизни, начало которой полагает Дух Святый, получаемый в крещении… Хотя церковный комментатор и говорит, что «Дух бо воде и огню присно уподобляется» (синаксарий), но и ученый фарисей Никодим не понимает, что это значит: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3, 5). Для ветхозаветного ума Никодима трудны разъяснения Учителя… Человек такой, какой он есть в этом мире, не может увидеть Царствия Божия, не может своими собственными усилиями ума, воли и нравственной борьбы достичь того, что не от мира сего. «Рожденное от плоти есть плоть» (Ин. 3, 6). Чтобы человек превзошел себя, свое естество, нужно новое начало, новый фактор, изменяющий его существование. Этот «принцип» должен придти свыше, откуда приходит Царствие Божие и его Возвеститель… Человек должен родиться от Духа, то есть от Одного из «Лиц» Бога Живого, чтобы выйти из пределов первого рождения. Это – крещение Духом, тайна и таинство, – новое рождение (а в то же время образ спасительной смерти для греха). Но этим полагается только начало. Отвергнув прежнюю жизнь, человек должен начать жить новою. «Духовная благодать, которая в крещении равно приемлется верующими, потом поведением и действиями нашими или умножается, или уменьшается, как в Евангелии семя Господне равно сеется, но на различные почвы, иное истощается, а иное умножается…» (св. Киприан Карфагенский). Об этой возрождающей Воде-Духе и возвещает Самарянке Господь. Замечательно, что в благовестии Иоанна вода живая, вода жизни означает Духа Святого (7, 39), но в главе 3, 5 упоминается и вода и Дух раздельно, то есть выделяется как особая тайнодейственная сила вода, «скачущая в жизнь вечную». Эта духоносная вода, «источник нетления, освящения дар, грехов разрешение» (Требник) есть вместилище Духа, как бы Его материальное выражение. Казалось бы уже этого достаточно, чтобы с меньшей категоричностью, исходя из слов Господа Иисуса Христа – «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» – отметать все «внешние культовые формы», к чему стремятся протес – танствующие сторонники «чистого христианства». Эти слова Божии имеют решающее значение в религиозной истории христианского человечества. Они суть откровение Самого Бога о должном поклонении Ему, об истинном культе. Они говорят о том, что всякая форма почитания, поклонения, славословия Бога напрасна, не нужна, если она совершается вне зависимости от соответственных расположений, чувств и состояний души поклоняющихся. Дух человека есть то, чем он наиболее уподобляется Богу, есть наиболее чистое и возвышенное в нем, и через него человек должен искать единения с Богом, поклоняясь Ему. Значит ли это, что религия не должна иметь форм внешнего выражения, реальных символов и образов? Это было бы противно духовно-телесной природе человека, вело бы к отрицанию истины Богочеловечества и искажению замысла Божия о человеке. Человек есть воплощенный дух, и внешние акты суть необходимое выражение полноты человеческой жизни. Но эти акты, в их традиционно сложившихся формах, должны быть всегда вдохновлены и осмыслены, исполнены духом и истиной. Без чего и слово остается мертвой буквой, и внешние действия Богопоклонения вырождаются в бездушный ритуализм и законничество. Тогда, как, например, говорит св. Кирилл Иерусалимский о крещении, «примет тебя вода, но не воспримет Дух». «Если телом ты здесь (то есть, принимаешь таинство), но не здесь мыслию, то нет в этом пользы». К тому же, дух и истина – необходимые условия поклонения – сами составляют для верующего сопряженные искомые. Можно ощутить себя «в духе», но не быть в истинном духе.