Развод. Я вас верну - стр. 3

Я надеваю ей куртку, застёгиваю молнию, и всё это время она держит зайца. Он висит у неё в руке, еле держась за оторванное ушко.

– Готова?

Настя кивает и вдруг тихо добавляет:

– Мам, папа точно приедет? Он ведь нас любит?

Её слова прожигают меня насквозь. Я глажу её по щеке, задерживаю руку на её мягкой коже и шепчу:

– Конечно, любит. Ты его самая любимая девочка.

Настя верит. А я больше не могу.

***

Я вызвала такси и забрала Настю, прижав её к себе так крепко, будто боялась, что она может исчезнуть. Она уснула почти сразу, едва мы выехали на тёмные улицы. Её крошечное тело стало тёплым и мягким, щёчка уткнулась мне в плечо, а серый заяц безвольно болтался в её маленькой ручке. Я смотрела на неё, стараясь не думать, что будет дальше.

Дом родителей стоял на окраине, в старой «хрущёвке», где стены всегда казались тонкими, а воздух зимой холодным даже внутри. Лифт, конечно, не работал. Я оставила сумки в подъезде, чтобы потом спуститься за ними, и пошла пешком на пятый этаж, чувствуя, как с каждым шагом мои ноги становятся тяжелее. Настя даже не пошевелилась – она спала так крепко, будто ничего в этом мире не могло её потревожить.

Мама открыла дверь, не дожидаясь второго звонка. Она выглядела так, будто ждала нас всю ночь: в домашнем халате, с не до конца убранными волосами.

– Ань, что случилось? Почему ты тут? – спросила она тихо, но тревожно, взглянув сначала на меня, потом на Настю.

– Лифт опять не работает, – вместо ответа сказала я.

– Ох, иди быстрее, на улице холодрыга, а в подъезде не лучше, – вздохнула мама, отступая назад, чтобы мы могли пройти.

В квартире пахло пирогами, которые мама, похоже, только вытащила из духовки, и табаком – папа опять курил, хотя обещал бросить. Настю я уложила на старый диван в комнате, где прошло моё детство. Она чуть шевельнулась, зарылась носиком в клетчатый плед и крепче сжала своего зайца. Я поправила ей волосы, задержав руку на её тёплой голове, и вернулась на кухню.

Папа сидел за столом, пил чай и смотрел телевизор, где ведущие с улыбкой говорили о празднике, о новых надеждах и мечтах.

– А ты чего здесь? – он посмотрел на меня поверх очков. – Новый год же. Где Игорь?

Я молча села на табурет. Мама уже ставила передо мной чашку с горячим чаем, усаживалась рядом.

– Ань, что-то случилось? – осторожно спросила она.

Я уставилась в кружку, глядя, как пар поднимается тонкими лентами. Казалось, слова застряли где-то внутри, как кость в горле. Но молчать больше не было сил.

– Я застала его с другой, – наконец выдохнула я.

Папа так резко поставил чашку на стол, что чай плеснул через край. Мама молчала, но её рука легла на мою.