Развод. Ты предал семью - стр. 30
Все на автомате, еще не осознавая, что в моей жизни произошло.
Сердце ноет тупой болью…
Верчу в руках телефон. Хочется позвонить Назару и прокричать о своих чувствах, но… обида гложет. Если еще час назад я хотела поговорить с ним, вымолить возможность услышать меня… то сейчас… после всех его оскорблений, после того, как меня с одним чемоданом вышвырнули из дома…
Я уже не знаю… Слишком жестоко, слишком больно…
Любовь, которая цвела в сердце цветочным садом, вдруг начала покрываться пеплом, и обида с отчаянием начали затапливать мою душу, мое сердце…
Мне больно от ощущений, которое рождаются в моей душе, но страшнее всего то, что у меня отняли мою дочь… Выгнали меня и разлучили с моей Алией…
Понимание того, что Назар мог так жестоко и подло разлучить мать с дочерью, перечеркивает все чувства, которые я испытывала к нему, оставляя лишь глухую обиду…
Слезы вновь катятся по щекам, а я сижу на стуле у окна и гляжу на улицу, на свой университет. И кажется, что та девушка, которая была по уши влюблена, которую муж любил прямо у этого окна – она где-то вдалеке остается, там, где нет места больше ни боли, ни состраданию, ни любви…
Остается лишь слепая ярость и боль, обида из-за того, что меня обвинили в том, чего я не совершала и даже шанса на оправдание не дали, не выслушали.
Виновна – без суда и следствия…
Вот где настоящая боль, вот где настоящее отчаяние, и кажется, что та безграничная любовь, которая была, – ее просто не было, все только в моей голове, в моих мыслях, в моей душе…
Не знаю, сколько часов я так сижу, но утро начинает уже заниматься в окне, и первые лучи падают на серые здания.
Наверное, я просидела, не шевельнувшись, весь остаток ночи, в поисках каких-то решений, но все равно я не понимаю, как мне быть дальше, как решить это все…
И что-то у меня в голове щелкает. Желание отмстить. Желание вернуть дочку. Потому что без нее и жизни мне нет…
До сих пор не укладывается в голове, как человек, мой муж, мог так поступить со мной, при этом скинуть обязательства по выкидыванию меня из дома на своих родственничков.
Сам марать руки не захотел?
Не хотел быть свидетелем моей истерики?!
Мне так больно еще никогда не было. Никогда в жизни не было так тяжко. Так невыносимо…
И казалось, что мы с Назаром должны быть вместе и в радости, и в горе… И вот, первые трудности, и я остаюсь совершенно одна.
Я пытаюсь найти решение своих проблем, но не нахожу.
Наконец поднимаюсь на одеревенелых ногах и наливаю себе воды. Пью мелкими глотками, прогоняя тошноту, которая комом подкатывает к горлу, и стакан чуть не летит на пол, когда неожиданно звонит мой телефон.